Всё знакомо.
— Да, — ответила я. — Меня похитили. Но мне… мне удалось сбежать…
Я сделала паузу. Дала словам лечь на сердца, как яд в вино.
— А где… хозяин? — спросила экономка.
— Он… Он отдал мне медальон, а сам… остался там… — произнесла я. — Он… Он, вероятно, погиб, отводя от меня погоню. Увы.
Улыбка вышла сама — тонкая, без тени скорби.
Ложь легла на язык, как шёлк на рану: мягко, но с болью под кожей.
И впервые за всё это время я не почувствовала стыда.
Только свободу. Служанки готовили мне ванну, снимали с меня рубашку, а я расслабилась и доверилась их рукам, чувствуя, как внутри бушует буря.
Сидя у камина в халате, я боролась с искушением посмотреть на огонь… И узнать, как он там? Что он делает? С кем он?
“Прекрати вести себя как ревнивая жена!”, — укоряла я себя, но искушение было таким сильным, что я все-таки заглянула в пламя.
Я увидела его. Он стоял неподалеку и смотрел на мой замок. Уже мой.
Интересно… Я видела, как он развернулся и улетел, обернувшись огромным драконом.
Сердце дёрнулось к нему. Тело само захотело в его руки, но я остановила себя. Рано. Слишком рано. Я уже обожглась однажды. И не хочу обжечься второй раз.
Дни потекли медленно и почти одинаково. Я проверила все счётные книги, пересмотрела все документы мужа, проверила все камеры с пленниками. Мне пришлось провести целые расследования, чтобы выяснить, кто из них на самом деле виновен, а кто нет.
Невиновных я отпустила и выдала компенсацию. Нет, я не чувствовала себя доброй. Я чувствовала себя справедливой. А это было что-то потверже мягкой наивной доброты. Если доброту можно было сравнить с подушкой, то справедливость внутри была монолитом.
Я не застала момента, когда очнулась Рори. Но увидела ее уже сидящей в кресле. Она была задумчива и печальна. А мне хотелось обнять ее и утешить. Я видела, как вокруг нее бегал и суетился старик. Он уговаривал ее поесть. И она ела. А он гладил ее по голове, словно маленькую девочку. Она почти всегда молчала. Только “да” или “нет”. И я понимала, что ей, как и мне, нужно время. Время, чтобы не просто пережить, а все переосмыслить.
Мне хотелось написать ей письмо. О том, что я знаю всё. О том, что ее прикосновение изменило мою жизнь. Хотя, быть может, это моя доброта.
Но больше всего меня занимал герцог Ардмор. Он часто стоял неподалеку от замка… И смотрел. Словно уважал мое право. И это сильно подкупало. Он постоянно доставал перчатку и прижимал ее к губам. А я не могла понять, зачем?
А ночью он мне снился. Снились его руки, снилось, как скользит во мне его член, как я задыхаюсь стоном в его перчатку. Я просыпалась и чувствовала пустоту. Я сражалась со своим телом, которое хотело к нему, сейчас же, немедленно. Я знала, что оно согласно на всё, но я ждала, что ответит моя душа.
Ни одной женщины рядом с ним я не заметила, хотя потратила почти три дня и три ночи, чтобы всё отследить. Даже взгляда в сторону красавиц. Никакого. Даже оценивающего. Он смотрел сквозь них, как сквозь мебель.
Джоана Лендон, его бывшая любовница, подошла к нему на балу у посла. Улыбнулась. Коснулась руки. Он не отпрянул — но и не посмотрел. Его взгляд скользнул мимо, как будто она — тень на стене. А потом он вышел и уже на улице вынул перчатку и прижал её к губам.
“Мышонок…”, — прошептал он.
И тут я вспомнила.
Он целовал перчатку… Ту самую, что касалась меня в охотничьем домике. Ту, что входила в меня, пока я стонала в его ладонь. Он хранил её как реликвию. Как святыню.
И в этот миг моё тело вспомнило — не разум, именно тело: как пульсировала плоть, как дрожали колени, как мир сжался до одного его прикосновения… Я хотела… Хотела снова. Нож у горла, только не для того, чтобы оправдаться перед совестью. А для того, чтобы чувствовать, как в последний раз.
Внутри всё сжалось от желания. Не только в теле. Но и в душе. Она наконец-то дала ответ. Я почувствовала, как хочу его снова. Снова и навсегда. Хочу и душой, и телом. Так, как не хотела никого и никогда.
— Готовьте карету! И новое платье! — приказала я.
— Куда прикажете ехать, госпожа? — спросила горничная, не поднимая глаз.
— В Тайную Канцелярию.
Слово повисло в воздухе. Даже огонь в камине затих на миг.
Никто не осмелился спросить «зачем».
Никто не посмел взглянуть в лицо.
Они уже поняли: графиня, которую они знали, умерла в лесу.
А та, что осталась, — не просит.
Она приказывает.
ЭПИЛОГ
— У меня пропал муж, — произнесла я, входя в его кабинет.
Этот взгляд. Я почувствовала, как колени вздрогнули. Глаза… До этого они были человеческими, а теперь стали драконьими. Словно чудовище внутри него смотрит на меня его глазами.
Я присела в кресло, чувствуя, как одна мысль о его близости заставляет мое тело дрожать под платьем.
— Как давно пропал муж, госпожа… Мышонок? — послышался голос. Он чувствовал. Он чувствовал меня, хотя нас разделял стол.
Я усмехнулась, понимая, что не могу совладать с собой. Один его взгляд вызывал внутри такую бурю чувств. А его запах… Я вдыхала его с жадностью одержимой. Я так скучала…
Он сидел в кресле, широко расставив ноги. Руки в черных перчатках покоились на подлокотниках. Но пальцы. Пальцы скользили по полированному дереву так, словно ласкают его.
— Две недели назад, — выдохнула я, следя, как перчатка снова гладит ручку.
— А где ты его в последний раз видела? — спросил герцог, а я увидела тень улыбки на его лице.
— В одном замке… Я… Я могу показать туда дорогу… Может, он еще там? — спросила я, вспоминая, как мои руки были привязаны к креслу, как его язык скользил по моему телу, как я билась, задыхалась, а он не давал мне кончить…
— Насколько мне известно, Хассен де Мальер мертв. Он погиб в сокровищнице, — заметил герцог Ардмор.
— А почему ты решил, — прошептала я, чувствуя, как задыхаюсь каждым словом, — что речь идет о нем?
— Так, а это уже интересно, — я увидела,