Детские пальчики коснулись холодного металла. И в этот момент произошло странное.

Неконтролируемый поток магии, бушевавший в девочке, хлынул из нее потоком. Он устремился в птицу. Кристаллы в ее груди и глазах вспыхнули ослепительно-ярким светом, поглощая энергию. Механизм, созданный моим отцом и настроенный мной, сработал как идеальный громоотвод. Он впитал в себя весь избыток силы, всю боль и страх маленькой девочки.

Птица встрепенулась. Крылья плавно раскрылись. Она повернула голову, и светящиеся синие глаза посмотрели прямо на Пени. А затем клюв открылся, и полилась песня.

Не та механическая трель, которую я настроила. Это была другая мелодия. Глубокая, чистая, полная такой нежности и покоя, что у меня, наблюдавшей за этим через сферу, навернулись на глаза слезы. Это была колыбельная.

И как только зазвучала эта песня, ливень за окном мгновенно прекратился. Так же резко, как и начался. Тучи разошлись, и в комнату хлынул яркий солнечный свет.

Пени перестала плакать. Она смотрела на поющую птицу с восторгом и удивлением.

А маг… маг застыл. Он смотрел на механическую игрушку, и на его лице было выражение полного, абсолютного потрясения.

Глава 24

— Печать, — прошептала я, и мой голос прозвучал хрипло, словно я всю ночь кричала. — Он говорил о печати. О том, что каждый техномаг оставляет на своих творениях уникальную магическую ауру.

Тара медленно повернулась ко мне. Ее карие глаза были широко распахнуты, а обычно смуглое лицо побледнело до цвета пергамента.

— Птица, — выдохнула она. — На птице твоя печать. Ты ее оживляла, ты настраивала резонатор, ты вкладывала в нее свою волю. Твой след на ней такой же четкий, как подпись художника на картине.

Холод разлился по моим венам, превращая кровь в ледяную воду. Руки начали дрожать так сильно, что я с трудом удерживала ладони на сфере.

— И он может проследить этот след, — продолжала Тара, и в ее голосе появились металлические нотки паники, которые она обычно так тщательно скрывала. — Он уже сейчас держит в руках доказательство твоего преступления. Все, что ему нужно — почувствовать твою ауру и сопоставить ее с той, что на птице.

— Ворт, — прошептала я, чувствуя, как подкашиваются ноги. Я опустилась на табурет, иначе просто упала бы. — Ворт знает о харчевне. Знает о моем отце. Он обязательно расскажет магу обо мне.

Мы посмотрели друг на друга, и в этом взгляде было полное, ужасающее понимание. Западня захлопнулась. Я сама загнала себя в угол, пытаясь избавиться от Ворта.

— Сколько у нас времени? — спросила Тара, и ее рука инстинктивно легла на рукоять ножа, словно холодная сталь могла защитить от того, что надвигалось.

Я снова посмотрела на сферу. Инквизитор все еще стоял неподвижно, глядя на поющую птицу. Марта обняла дочку, которая тихо ворковала что-то механическому созданию. Идиллическая сцена, за которой скрывалась смертельная опасность.

— Не знаю, — ответила я, и голос предательски дрогнул. — Может, час. Может, меньше. Как только он закончит здесь, первым делом пойдет допрашивать Ворта. А тот расскажет все, что знает. О харчевне. Обо мне. О том, что мой отец был техномагом.

— Тогда нужно уходить. Прямо сейчас, — Тара уже двигалась к выходу из мастерской. — Собрать вещи, деньги, еду на дорогу. И бежать, пока он до нас не добрался.

Я кивнула, но даже это простое движение далось с трудом. Все тело словно налилось свинцом. Страх парализовал, мешал думать, дышать, двигаться. Но Тара была права — медлить нельзя.

Мы рванули по мастерской, хватая все самое необходимое. Я схватила шифровальную книгу отца, несколько его дневников с самыми ценными записями, запихнула их в кожаный рюкзак. Тара собрала инструменты — те, что были особенно редкими или дорогими.

— Помощников, — выдохнула я, оглядываясь по сторонам. — Мы не можем их оставить. Если маг их найдет…

«Дозорный» застыл в своем углу, его восемь красных глаз потухли. Я подошла к нему, коснулась мехового тельца.

— Спи, — прошептала я. — Спи и жди. Я вернусь за тобой.

Механизм не ответил, но я почувствовала, как он принял команду. Он уйдет в глубокую спячку, отключит все функции кроме самых базовых. Станет просто куском металла и меха.

На кухне нас ждала более сложная задача. «Полоскун» все еще лежал в тазу, притворяясь мертвым металлом. «Ветошкин» застыл в углу со своим совком. А счетовод-паучок с барной стойки молчаливо взирал на нас своими стеклянными глазами.

— Их нужно спрятать, — сказала Тара, хватая «Полоскуна» и заворачивая его в тряпку. — В мастерской, за дальней стеной, где запасные детали. Маг туда вряд ли доберется, если вообще найдет вход.

Мы метались по дому, словно загнанные звери. Каждый звук с улицы заставлял вздрагивать. Каждый скрип половицы отдавался в сердце болезненным ударом.

Я спрятала механизмы в самой дальней нише мастерской, за стопками старых чертежей и сломанных деталей. Затем активировала свое устройство маскировки. Металлическая пластина с выгравированными рунами затеплилась слабым светом, и воздух над тайником задрожал, словно в летнюю жару над раскаленной дорогой. Иллюзия легла поверх реальности, превращая нишу в обычную, пыльную стену.

— Готово? — спросила Тара, появляясь за моей спиной с двумя набитыми рюкзаками.

— Да, — я пододвинула шкаф на место.

Мы спустились на кухню. «Толстяк Блин» стоял в своем углу, массивный и неподвижный. Я подошла к нему, положила ладонь на теплый бок.

— Спи, друг мой, — прошептала я. — И жди меня.

Механизм словно вздохнул в последний раз, и я почувствовала, как магическая энергия внутри него замирает, уходит в глубокое, почти мертвое состояние.

Тара уже собирала припасы. Хлеб, вяленое мясо, сыр, фляга с водой, небольшой котелок для варки. Все самое необходимое для долгой дороги.

Я схватила кожаный мешочек из тайника под стойкой — там были все наши деньги. Золотые монеты приятно, тяжело оттягивали руку. По крайней мере, бедствовать мы не будем.

— Куда пойдем? — спросила Тара, затягивая ремни на рюкзаке.

— На восток, — ответила я, мысленно прикидывая маршрут по картам из памяти Мей. — Через горы, в земли вольных городов. Там нет власти короля Альдриха. Там техномагия не запрещена так строго.

— Это далеко. Недели три пути, если не больше.

— У нас нет выбора.

Мы оделись в дорожную одежду — прочные штаны, теплые рубахи, кожаные жилеты. Тара накинула свой