тяжело поднялась. — Пошли, Аркаша, нужно проверить нашего пациента. Приятно было познакомиться, Алёна. Располагайтесь тут у нас, как дома. Кофе, чай и печеньки вон в том шкафу. Аркаш, покажи. Только вот ту синюю коробку не трогайте, там не вкусные конфеты.
Я прыснула.
— Спасибо.
Когда они вышли, я вытащила мобильный и попробовала дозвониться до Жанны, но она не взяла трубку. Что она, чёрт возьми, хотела мне сказать? А теперь вдруг так «слилась».
«Жанн, давай всё же созвонимся хотя бы? Когда ты сможешь, дай мне знать».
Я подперла голову ладонью и бездумно уставилась перед собой. Но от ощущения, что я — на территории мужа, в самом сердце дела всей его жизни, приятно будоражило. Мне хотелось быть здесь, знать его лучше, общаться с теми, кто видит его каждый день, чтобы они рассказывали мне о нем то, чего я не знаю.…
Он оказался неожиданно живым. И.…человеком.
Когда в ординаторскую вдруг потянулся народ, я сначала не придала значения. А потом до меня дошло, что большая часть пришла поглазеть на меня. Молодые врачи шептались у шкафов под шум чайника, в вот один из взрослых мужчин даже подошел вежливо познакомиться. В общем, я стала каким-то аттракционом, но стойко держалась. Когда Север написал мне, что скоро освободиться, я готова была скакать на одной ноге от радости. Пожалуй, для первого раза с меня достаточно.
— Только ты можешь сделать эту операцию, — послышалось вдруг в открытых дверях, и внутрь вошел какой-то важный мужик в костюме и халате поверх, а следом за ним прошел Север. — Либо ты, либо мы объявляем этот случай неоперабельным.
Север сосредоточенно кивнул:
— Я возьмусь.
— Хорошо. — И он протянул ему руку. — Тогда готовим. И завтра жду тебя.
Север кивнул и перевел взгляд на меня:
— Амар, позволь представить тебе жену.…
Я поднялась и направилась к мужчинам, а Север взял меня за руку и притянул к себе.
— Алёна, — представилась я собеседнику мужа.
— Здравствуйте, — просиял тот, — Амар Тимшесович. Очень рад вас, наконец, увидеть.
— И я рада знакомству, — вежливо улыбалась я.
Кажется, Север тоже оценил количество собравшегося народа в ординаторской и понял причину столпотворения.
— Мы произвели фурор, — заметила я, улыбаясь, когда мы вышли из центра.
— Похоже, — глянул он на меня довольно.
— Так ты завтра на операцию? — поинтересовалась я.
— Да, — ответил он отстраненно, но тут же серьёзно на меня посмотрел: — Алёна…. если хочешь, я мог бы взять отпуск.
24
— Так, а что будем делать в твоем отпуске? — поинтересовалась Алёна, когда мы оказались в относительной тишине машины.
— Что хочешь.
— А ты чего хочешь?
У меня пересохло в горле. Захотелось привычно промолчать, лишь бы….
— Прости, Север, просто для людей этот вопрос был бы обычным проявлением заботы, — смутилась она.
— …. Я хочу всего того, что между нами происходит последние два дня, Алёна. — И я повернул к ней голову. — Мне всё равно, где это будет происходить. Я могу увезти тебя, куда скажешь. Или оставить в городе. Ты можешь взять тайм-аут в работе. Или продолжить карьеру. Как ты хочешь?
Она обескураженно усмехнулась на мое желание дать ей всё возможное, лишь бы она осталась.
— Ладно, я подумаю. — И я уже взялся за ключ зажигания, когда она тихо добавила. — Я бы включила в наши планы семейного психолога. И попробовала бы снова во всем разобраться — что сейчас происходит, почему и.… как это всё не сломать.
— Ладно, — кивнул я. — Хорошо. Домой?
— Да, хочу домой.… Пока едем, я закажу ужин?
— Отлично.
Руки тряслись, когда я вел машину. Психолог, отпуск, и она подумает о том, где мы его проведем… Я будто сплю. И мне страшно. Очень. С одной стороны, весь самоконтроль и размеренный образ жизни, который гарантировал мне существование в рассудке, рассыпается на глазах. Я уже ничего не контролирую. Но, с другой, Алёна делает шаги навстречу, и это стоит риска. Она хочет, чтобы между нами всё поменялось.…
— Север?
— Да? — очнулся я.
— Нам сзади сигналят, а ты едешь по крайней левой полосе со скоростью пятьдесят километров в час…
— Чёрт, — смутился я и перестроился. — Задумался.
— Всё хорошо?
— Не очень. Вернее, всё слишком хорошо, и от этого мне не хорошо.
— Ладно, — протянула она, — тогда можешь съехать ещё на один ряд вправо.
— Да, — глянул я на нее, — ты…. ты так красиво улыбаешься… Я запал на твою улыбку в самом начале. Всего. Я не говорил? — Ну что я несу? Или нормально? Нет, Алёна продолжает на меня смотреть и улыбаться. Да, немного грустно, но так и я не анекдот рассказал. — Прости…
— За что?
— Я…. теряю контроль, — признался я.
— Ты мне сам говорил, что слабым быть не так уж и страшно.
— Я не про слабость, — хмурился я, паникуя, что она может подумать, что не сможет на меня положиться, — я…. не могу ничего предсказать сейчас…
— Ты боишься сорваться.
— Я никогда не срывался. Просто иногда это было сложнее. А иногда — очень сложно.
И тут Алёна протянула ко мне руку и сжала моё плечо:
— Ты не должен быть всё время непробиваемым. Север, это невозможно даже для тебя. Иногда нужно расслабляться…. Может, тебе стоит подумать о себе?
— Расслабиться?
— Как ты расслабляешься?
Я усмехнулся:
— Я не знаю.
— Оборотни почти не могут напиться….
— Нет, Свят мог меня напоить и напиться сам.
— Так, может, тебе стоит чаще с ним встречаться? Он на тебя смотрел голодным взглядом, а меня он, кажется, не любит. Из-за тебя.
— Нет, — зачем-то начал отрицать я, — вовсе нет. Он был рад познакомиться.
— Ну, ладно, — улыбалась Алёна. — Но, думаю, тебе стоит чаще с ним видеться. Ты бы хотел?
— Определенно.
— А ещё я знаю, что оборотни любят становиться зверьми и проводить какое-то время в другом своем образе…. — А вот эти слова дались ей с трудом, и я не знал — то ли пугаться, то ли радоваться. Но ведь я не смогу перестать быть тем, кто я