В зале кто-то ахнул.

И в тот же миг Каэлен произнёс всего одно слово. Оно было на древнем языке, короткое, полное мощи. И обрушилось на меня.

Мир вокруг поплыл, исказился. Я увидела, как от его рук ко мне устремилась не световая, а какая-то мерцающая, плотная пелена. Она не коснулась меня — она мгновенно сформировалась вокруг меня, в сантиметре от кожи, с лёгким шипящим звуком.

И всё прекратилось. Ледяной жар, боль, чужой ритм — всё исчезло. Я стояла, тяжело дыша, внутри… ничего. Полной, абсолютной тишины. Не было ни звуков из зала, ни шёпота. Я видела ошеломлённые лица студентов, видела Каэлена, его неподвижную фигуру, но не слышала ничего. Воздух внутри кокона был неподвижным и стерильным. Я осторожно прикоснулась пальцем к его внутренней стенке — она была упругой, гладкой и тёплой, словно живой. Я была в полной безопасности. В идеальной, но и пугающей изоляции.

Каэлен снова пошевелил пальцами, и кокон бесшумно растворился. Звуки зала, запахи, ощущение пространства — всё обрушилось на меня с новой силой. Я пошатнулась, оперлась о парту, чтобы не упасть.

— Вот так это работает, — тихо добавил он. — Полная изоляция. Но помните: внутри кокона вы не только защищены, но и беспомощны. Вы не можете атаковать. Не можете слышать предупреждения. Не можете бежать. Это последний рубеж обороны.

Он посмотрел на меня, словно проверял, в каком я состоянии.

— С вами всё в порядке?

Я молча кивнула, всё ещё не в силах вымолвить ни слова, и снова опустилась на своё место. Мои руки дрожали. Но теперь, глядя на него, я понимала, что его мастерство — это не просто красивые спецэффекты. Это отточенное, смертельно опасное знание, за которым стоял реальный опыт.

Когда прозвенел переливчатый звонок, возвещающий об окончании лекции, я вздрогнула, словно меня выдернули из другого мира. Я даже почувствовала лёгкое разочарование, что всё закончилось, смешанное с благодарностью за то, что этот кошмарный эксперимент позади.

Каэлен собрал свои записи на кафедре, и его взгляд снова задержался на мне.

— С вами точно всё хорошо? — спросил он снова, как будто его это действительно волновало.

— Да. Всё нормально. Было, конечно, не очень приятно испытать на себе вашу магию крови. Надеюсь, вы больше не будете использовать меня, как подопытного кролика.

— Я не использовал магию крови, — поправил он. — Она запрещена.

— Тогда почему мне стало больно? — я подняла бровь.

— Вам было больно? — искренне удивился он.

Я кивнула.

— Видимо, мы связаны настолько сильно, что даже причинить вред друг другу не можем, — задумчиво произнёс Каэлен.

— Если хотите, я вас могу чем-нибудь ударить, чтобы проверить вашу теорию.

Каэлен окинул меня с ног до головы своим ледяным взглядом и молча направился к выходу. Мне ни чего другого не оставалось, как последовать за ним.

Глава 11

— Эй, а теперь куда? — выдохнула я, запыхавшись. Мои ноги отчаянно протестовали против его лихого темпа. — На обед, наконец? Или вы нашли ещё парочку смертельных заклинаний, которые не прочь испытать на своём «невесте»?

Он даже не обернулся, будто я была надоедливой мухой, жужжащей где-то сзади.

— Нам надо к старейшинам эльфов, — отрезал он бесстрастно. — Если кто и разбирается в древней магии времён Сотворения Миров, так это они.

— К эльфам? — прошептала я, и моё сердце совершило в груди нечто среднее между сальто и падением в обморок. Все мысли о неловкости, о дурацком платье и о колючих взглядах студентов мгновенно испарились, уступив место чистому, детскому восторгу. — Настоящие эльфы? Высокие, прекрасные и бессмертные? Прямо как в кино?

— В кино? — переспросил Каэлен.

— Ну да. А у вас не бывает кинотеатров, где показывают придуманные истории про другие миры?

— Нет, — отрезал ректор и отвернулся. — Надеюсь, вы будете себя вести там более сдержанно. Правитель эльфов Риэнан довольно консервативен и вряд ли одобрит вашу болтливость.

— А вам не надоело постоянно меня оскорблять? Может, мне тоже не нравится, как вы общаетесь. Ни одного комплимента, только грубые эпитеты в мою сторону, — возмутилась я и остановилась, скрестив руки на груди. Я даже готова была снова испытать боль, лишь бы наказать этого своенравного и самовлюблённого ректора.

И к моему удовольствию, а потом и сожалению, мне это удалось. Каэлен шёл, как всегда, не оглядываясь, он был абсолютно уверен, что я буду бежать за ним следом. И когда между нами расстояние достигло двадцати шагов, он резко остановился и схватился за голову. Мою голову так же, будто разрубили надвое.

— Элина! Сатирский хвост единорога, что вы там стоите⁈

Он сделал несколько шагов назад, и боль прекратилась. Но на его лице осталась гримаса ярости. Он развернулся и быстрыми, разгневанными шагами направился ко мне.

— Вы совершенно невыносимы! — прошипел он, останавливаясь так близко, что я почувствовала исходящий от него холод. — Вы ведёте себя как избалованный ребёнок, который не понимает серьёзности положения! Мы находимся на пороге возможного кризиса, от которого зависит безопасность Академии, а вы устраиваете истерики из-за комплиментов!

— Это не истерика! — выпалила я, задирая голову, чтобы встретиться с его горящим взглядом. — Это требование элементарного уважения! Я не просила меня сюда привозить! Я не просила с вами связываться! А вы обращаетесь со мной как с помехой, как с… с ошибкой в вычислениях!

— Потому что вы ею и являетесь! — его голос прозвучал громче, и где-то вдали испуганно вспорхнула стайка серебристых птичек. — Моей величайшей ошибкой! И теперь я вынужден таскать вас за собой, как гирю на ноге, и выслушивать ваши претензии о том, что я недостаточно вежлив!

Мы стояли, тяжело дыша, почти уткнувшись носами друг в друга. Гнев пылал в его тёмных глазах, а мои щёки горели от возмущения. Я сжала кулаки, готовая выпалить что-то ещё более язвительное.

Но вдруг что-то изменилось.

Его гнев, казавшийся таким всепоглощающим, начал угасать, сменившись странной, напряжённой сосредоточенностью. Он не сводил с меня глаз, и его взгляд стал другим — менее гневным, более… изучающим. Тишина, наступившая после нашей перепалки, повисла в воздухе густая и звенящая. Слишком густая.