— Ну вот здесь я тебя и похороню. Напоследок скажу. Надо слушать предупреждения. Ты же ушла. Зачем вернулась? Иван искать не станет. Чемоданчик твой забрала. Все следы смела. Здесь закрытый бункер. Если вдруг случиться война. Найдут твой высохший трупик. Да. Ты прямо под его палатой умирать будешь. Так что радуйся. Не увидишь его смерть. Вот думаю. Заклеить тебе и нос скотчем сразу? Или оставить дышать. Оставлю. Пожалуй. Умирай долго. А я в это время своего мужа успокою. Ему не куда деваться. С ним рядом буду я. Когда-то я его заставила жениться. Заставлю и во второй раз. Тебя не будет в его жизни. Все. Чао. Бэби. Отдыхай. И жди своей последней минуты.

Глухой хлопок. Скрежет замка. И тишина.

Я пытаюсь кричать. Но кляп проталкивается от этого глубже в горло. И понимаю, что так задохнусь быстрее. Ногтями царапать липкий слой не получается. Ломаю ногти. Больно. Слезы грозятся брызнуть из глаз. Но тогда заложит нос. И я тоже задохнусь. У меня нет ничего кроме способности дышать. Пока.

Без еды люди живут довольно долго. А вот без воды. На какие сутки? Третьи или четвертые? Все тело уже немеет. Умирать от обезвоживания. Мыши. Здесь наверняка есть мыши. Вряд ли они позарятся на скотч.

Зато сожрут мое тело после того, как кони двину. Капец. Такой жестокой смерти точно и врагу не пожелаешь. Умирать в принципе не планировала.

Иван. Он единственный может меня искать.

Вероника же не одна все это провернула! Я все еще на территории санатория! Иван совсем близко. Не может он позволить мне умереть! Не может!

Вероника. Она тоже может одуматься. Так что и этот вариант не исключаю. Я выберусь.

Продолжаю скрести ногтями ленту. Дергаться. От ворошения по холодному полу поднимается пыль. Начинаю чихать. Еще хуже.

Ну и что же мне делать?! Я в аду. Я там, куда всегда стремилась. В тихом, темном уголочке. После смерти Николая так я бы даже не рыпалась. Просто ждала бы, когда умру.

Это больно? Умирать от обезвоживания. Или от чего? Нареветься вдоволь. И все случиться быстрее. Нет.

Иван. Начинаю мысленно вспоминать молитвы. Я верю в Бога. В деревенскую церковь не ходила. А в городе была. Там, где никто никого не знает. И сейчас молюсь. Ивана зову. Если умру, хочу превратиться в его ангела хранителя. Хочу вечно быть с ним. Иван. С сердцем Николая.

Я отключаюсь. Не знаю сколько времени прошло. Сознание покидает меня.

Прихожу в себя и пытаюсь хоть как-то шевелиться. Не могу сдержать слез. Реву. Немеет все тело окончательно. Боли не чувствую.

Наверное, это конец.

31

Иван

Что это? Счастье? Я все же узнаю его вкус. За свою, возможно, короткую жизнь. Долго боролся со своими эгоистичными наклонностями. Столько лет держался в стороне. А оказалось, что она единственная. И никого другого рядом видеть не желаю.

Юлька моя. Только моя. Видел, сколько раз рыдала, возвращаясь домой. Сколько раз вот так, караулил ее у потрепанного временем подъезда. Видел, как все ниже опускаются ее плечики. И гаснет улыбка на лице. Как из подвижной, яркой девчонки она превращается в работницу по неволе.

Мне довелось лицезреть и тот самый случай. О котором она в отеле рассказывала. Сам наблюдал. По камерам. Юлька всегда была под колпаком. И даже не догадывалась об этом. Как только после пересадки сердца, смог нормально мыслить. Сразу создал целую команду.

Да, видел, как тот мужик ей в лифчик деньги вложил. Лицо ее плохо вырисовывалось. Не понимал эмоции. Умирал. Смотрел, как мазохист. Увидеть ее настоящую и остановиться. Этот мужик ее за волосы тянул. Лицом в стену держал. И трахал. Трахал грубо и жестоко. Лупил по попке. Видео было в моем распоряжении лишь через пару дней. Да и не остановил бы. Не мог я тогда в ее жизнь вмешаться. Не посмел бы. Сдохнуть мог. В любой момент.

Пришлось улететь из страны. Латать свое чужое сердце. Организм отвергает орган, который его спасает. Увы. Но факт. Был на грани. И свет белый видел. Ее видел. Юльку. Ту, что на озере, с косами и круглым личиком. Ту, что смеялась и манила. Мысль о ней спасала.

Долго не вмешивался. Но потом все подстроил, чтобы оказалась в моей фирме. И Зукаева сразу предупредил. Эта девочка моя! А значит с ней, как с королевой. Матрену не учел. Травила девочку мою сука старая.

Последние видео отчеты о жизни Юли убивали сильнее, чем ее секс с незнакомцами. Она растрачивает свою жизнь в пустую. Она сама опускается на дно существования. Словно винит себя в чем-то. Ненавидит то, что видит свет и может дышать. Никого рядом. Настолько одинокого человека не знал.

Я верну ее к жизни. Сам сдохну, но ее верну! И тот случай, когда в кабинет ворвалась. Словно знак свыше. Мгновение. Она даже не подозревала об этом. Один короткий взгляд ее серых глазищ. И я пропал. Окончательно проиграл эту войну. И в квартиру поперся. Потому-что хотел сам увидеть ее жизнь изнутри.

Она моя. С того момента, как увидел ее на озере. Не важно с кем она, где. Она уже всегда была моей.

Полюби меня. Полюби только меня. Молил я каждый день.

Лучи утреннего солнца пробираются в палату. Глаза не успеваю приоткрыть, как чувствую тяжеловатый приторный аромат духов. С примесью табачного дыма. Блять. Вероника. Какого хрена она здесь?!

— Уходи, — не открывая глаз, говорю достаточно громко, чтобы услышала.

— Спи, спи, дорогой. Я принесла обед. Медсестра какая-то нерасторопная попалась.

Гольная забота. И откуда столько елейной мерзости в голоске. Открываю глаза и в упор смотрю. Как обычно в хлам разодетая и расфуфыренная. Косметики на лице тонна. Вся такая гибкая и стройная.

За окном уже стоит летняя жара. На улице стараюсь не появляться на время лечения. Так надо. Так безопаснее.

Вероника же накинула на плечи короткую шубу. Совсем рехнулась? И реально вид ее немного пугающий. Перебор с яркой помадой. Глаз из-под нарощенных ресниц почти не видно.

— Вероника, где Даня? Почему ты здесь? — о моем пребывании здесь знает лишь Зукаев. То, что он Юльке рассказал, это нормально. Но Веронике? Нееет. Тут точно