в хвойной воде, потом массажист долго мял, растирал и поколачивал её тело, умащенное бальзамом; а она вспоминала, как этой ночью лежала на краю постели, а он стоял возле неё на коленях на полу и целовал ей спину, ягодицы, ноги, а она плавно извивалась, как змея. Касания мягких рук массажиста стали ей приятны.
Её одели в длинное платье с высоким жёстким воротником и такими же жёсткими асимметричными рукавами в виде крыла и розы, покрыли белым перламутровым лаком ноготки на пальцах ног, перед зеркалом уложили копной волосы, утыкали их золотыми шпильками и гребешками, вдели в уши массивные серьги, наложили макияж.
— Почему ты такая безучастная? — спросила мать. — Ты рада?
— Да, мама.
— Тогда вставай и иди. Машина подана. Ну, будь умницей.
Фая медленно встала и пошла к выходу, за ней молча последовала прислуга. У двери гостиной Фая резко обернулась, и молчаливая толпа остановилась. Войдя в гостиную, Фая плотно закрыла за собой дверь, подбежала к нефритовой кошке и, обняв её за шею, шепнула в холодное ухо: «Маси-биси-муси — спаси меня». И на краешке зелёного уха остались следы её сиреневой помады.
Вечером Маста прогуливался у озера и увидел Прохора: он сидел под ракитой на том же месте, сытый и недовольный.
— Здорово, Прохор.
— Здорово, Маста.
— Меня ждёшь?
— Тебя.
— Опять предчувствовал?
— Хорошо быть догадливым.
Маста подсел к Прохору и вздохнул.
— Душно, — сказал Прохор и тоже вздохнул.
— Ты что-нибудь слышал о ветре?
— Конечно.
— Что это?
— Вентиляция, — ответил Прохор и икнул. — Интересно, что ты сегодня ночью делал?
— Комаров ловил.
— А-а-а, — понятливо протянул Прохор, — тебе всё равно, что ловить: что кайф, что комаров.
— Прохор, я хочу найти выход из Бункера, — сказал Маста.
— Я же тебе сказал: выхода нет, мы законсервированы.
— Врёшь! — крикнул Маста.
— Почему ты мне не веришь? — глядя в одну точку, вяло спросил Прохор и икнул.
Маста пожал плечами и промолчал.
— Как жить, Прохор? — спросил он после паузы.
— Приспосабливайся.
— Я нашёл в притоне орган и вчера весь вечер играл. Слышишь?
— Слышу, — снова икнул Прохор.
— Странный орган. Мне показалось, что он — живой и что мы с ним срослись: у нас на двоих одно дыхание, одно сердце, одна кровь, и если с ним что-нибудь случится, то погибну и я.
— А если сначала погибнешь ты?
— Сплюнь, а то накаркаешь.
Прохор сплюнул три раза через левое плечо и уже в который раз икнул.
— Ты чего всё время икаешь?
— От переедания, братец.
— Больше нечем заняться?
— Не с кем. Нет ли у твоей девочки подружки? Такой — м-м-м! Глазастой! — и, растопырив обе пятерни, он мягко потряс ими воздух перед собой, изображая увесистую грудь полной женщины. И повторил: — Глазастой!
— Такой нет.
— А какая есть? Тащи любую!
— Никакой нет.
— Чёрт. Вечная невезуха, — со смирением икнул Прохор.
— Не ангельскую слышу речь, — напомнил ему Маста его же слова.
— Ладно, понимал бы чего! — вспылил Прохор.
— Ты ж говорил, что самое лучшее — это ничего не хотеть, — подтрунил Маста ещё раз.
— Мало ли чего я говорил, а ты и запомнил.
— А у меня хорошая память.
— А у меня — воображение: сегодня — одно, завтра — другое.
— Ну-у-у? — с наигранным удивлением вопросил Маста. — С твоим бы воображением да шутом быть.
— А с твоей бы памятью — монахом.
— Интересно, у монаха выходные бывают? — уже примирительно спросил Маста.
— У монаха вся жизнь — сплошной выходной, и кроме выходных, ничего нет, — смягчившись ответил Прохор.
— Значит, ты уже утомился от отдыха?
— Не то слово, — икнул и закусил губу Прохор.
— Может, поменяемся ролями? — хитро прищурился Маста.
— Да пошёл ты, грешник… — озлился Прохор.
— Ну ладно, пошёл.
— Счастливо!
Машина затормозила у резиденции Государя, лакей открыл дверцу и учтиво сказал:
— Следуйте за мной.
Фая пошла за ним как заводная кукла.
Анфилада комнат казалась бесконечной. Бесшумно открывалась череда дверей. Сменялись интерьеры: янтарный, малахитовый, рубиновый, лазуритовый… Ковры, картины, вазы, витая мебель, от приторного изобилия роскоши кружилась голова.
Золочёная дверь тронного зала открылась с торжественной значительностью, и Фая увидела восседающего Государя. Слуга отступил и легко подтолкнул Фаю в спину. Фая нерешительно пошла по ковровой дорожке, но после нескольких шагов остановилась.
— А-а-а… танцовщица Фая, — рыхлым голосом продребезжал Государь, поднялся с сиденья и пошёл ей навстречу.
Слуга надавил Фае на плечо и шепнул:
— На колени.
Она упала на колени и опустила голову.
— Во-о-о-о-он! — завизжал Государь, указывая слуге пальцем на дверь. — Вон отсюда!
У Фаи за спиной раздались торопкие удаляющиеся шажки и щелчок дверного замка. Государь потной, дрожащей рукой приподнял её голову за подбородок, улыбнулся и вдруг судорожно откинул полы мантии, расстегнул свой гульфик. Задыхаясь, простонал:
— Поцелуй, поцелуй сюда… ну!.. поцелуй, поцелуй…
Закрыв глаза, Фая гадливо отвернулась.
— Ах ты, погань… гнида… — ядовито прошипел Государь.
Фая поднялась с колен и побежала прочь, распахивая перед собой двери, и только когда оказалась во дворе и села в свою машину, у неё задрожали губы.
— Куда прикажете? — вежливо спросил шофёр.
— В общежитие для нищих!
Напряженно выпрямив спину и не шелохнувшись, Фая просидела всю дорогу, как
каменная.
Государь вызвал к себе поверенного в делах.
— Поднять на девчонку досье.
— Слушаюсь.
— … и принять надлежащие меры.
— Слушаюсь.
«Скользкий тип, но послушный», — подумал о нём Государь и спросил:
— Как Бункер?
— Положение ухудшилось: появились новые трещины.
— Усилить поисковую кампанию.
— Слушаюсь.
Когда Маста открыл ей дверь, она обхватила его руками, уткнулась ему в грудь лицом и затряслась от беззвучных рыданий.
— Что случилось? Что случилось, родная моя? Скажи… Что случилось?
Всю ночь по улицам ездили патрульные машины, кого-то искали. Кварталы были оцеплены. На стенах Бункера шли сварочные работы: трещины заваривали, но швы тут же расползались, а рядом появлялась сеть всё новых и новых трещин.
10
Утром, с массивными золотыми серьгами за пазухой, Маста пришёл в торговую лавку. Продавец бережно взял серьги, внимательно осмотрел их в лупу и поднял удивлённые глаза.
— О-о-о! Сколько вы хотите?
— Мне нужно вот это платье, — Маста указал на короткое шёлковое платье.
Продавец снял с вешалки платье, сложил, завернул и подал:
— Пожалуйста.
— И туфли.
— Какие?
— Вот эти, — и Маста указал на чёрные велюровые туфли лодочкой.
Продавец спросил о размере, аккуратно положил в коробку туфли и тоже подал:
— Пожалуйста.
Маста нерешительно осмотрел витрину.
— Что-нибудь ещё? — спросил продавец.
— Нет. Спасибо.
— Вам