Флейта смолкла. Девушка поклонилась и убежала. Государь тихо спросил:

— Имя?

Ему так же тихо ответили:

— Фая.

— Кто следующая?

— Лариса.

— А потом? — и прежде чем ему успели что-то сказать, ответил себе сам детской поговоркой: — А потом суп с котом… — и одними губами произнёс мягкое, как пух, имя — Фая… Фая… Фая…

Вышла Лариса. Готовясь к танцу, она посмотрела на Государя и поняла, что, глядя на неё, он её не видит, а только делает вид, весь переполненный чем-то таким, что не имеет к ней ни малейшего отношения. Это взбесило и разозлило её: «Хитрая, жирная скотина: прикидывался простачком, а сам себе на уме…»

Государь сделал над собой усилие и сфокусировал на Ларе взгляд, учуял за её цепкими глазами жгучее желание удержать его. Их взгляды пересеклись, и от смущения, ему несвойственного, Государь потупил голову. Это ещё больше задело и сковало Ларису. Она пропустила первые такты, и флейтисту пришлось повторить вступление.

Колючий танец Ларисы расточал фальшь и насквозь был пропитан жаждой обладания; а танец той, другой, просто манил. В Ларисе не было живительного тока, который был у той, другой, ещё незнакомой.

Сбиваясь с ритма, путая движения, Лариса не столько танцевала, сколько следила за Государем. Он собирался уходить, жестом подозвал секретаря и негромко отдал распоряжения. Но она его услышала:

— Первый приз вручить Фае… без меня, а мне — подать машину… Что-то неможется…

Лара в замешательстве остановилась. Недоумённо замолк флейтист. Государь встал

и пошёл к выходу. Лариса выбежала на улицу через служебный ход. Стояла душная

летняя ночь. Подойдя к правительственным машинам, Лара решила сделать вид, что

ничего не произошло, прикинуться наивной. Чёрт с ним, с ожерельем, лишь бы вернуть его, и тогда будет другое ожерелье, точно такое же, даже ещё лучше, и даже не одно, а много.

Когда Государь вышел из парадного подъезда, она приподнялась на цыпочках и приветливо помахала ему рукой, напоминая о себе и о их сговоре уехать вдвоём в резиденцию после награждения и банкета, но толпившаяся вокруг охрана оттеснила её в сторону, Государь сделал вид, что никого не видит, прошёл к машине, сел на заднее сиденье, двери захлопнулись, и кортеж двинулся.

3

Прислуга накрывала стол для банкета. Бело-розовое ожерелье лежало на подушке из чёрного бархата на высокой тумбе. Возвращаясь с улицы, Лариса прошла через зал и с завистью посмотрела на чёрный бархат.

Государево кресло пустовало. Озадаченные чиновники гурливо кучковались вдоль стен: на пятнадцать чиновников приходилось всего двенадцать девочек-танцовщиц, и две из них автоматически исключались: одна — бывшая любовница, другая — новая избранница.

В гримёрной было суетно: девочки переодевались, снимали перед зеркалом грим, накладывали крем, причёсывались, болтали, смеялись.

Фая вышла из душа в белом махровом халате, села за свой туалетный столик и начала массировать лицо подушечками пальцев.

По радио диктор объявил:

— Последние новости! Сегодня в полночь Государь присутствовал на конкурсе выпускниц в женском светском колледже. В конкурсе приняли участие двенадцать танцовщиц. Первый приз Государь присудил Фае…»

«Он положил на меня глаз», — подумала Фая о Государе и увидела в зеркало, как в гримёрную вошла Лариса. Она подошла к Фае и встала у неё за спиной. Обе девочки посмотрели друг на друга через зеркало и выдержали небольшую паузу.

— Возьми себе приз и оставь всё как есть, — сказала Лариса.

— То есть ты хочешь сказать, чтобы я взяла себе ожерелье и оставила тебе Государя, не так ли? — с мягкой иронией спросила Фая.

Лариса помолчала, потом вместо ответа спросила:

— Зачем тебе Государь?

— А тебе? — не то лукавя, не то дразня, улыбнулась Фая.

Зазвонил телефон, стоявший у Фаи под рукой, и она взяла трубку:

— Алло… Здравствуй, мама!.. Всё хорошо!.. Да… Да… Успешно… Да, выиграла… Да…

«Почему ей так везёт? У неё всё есть. А я только коплю, самую малость пожила в холе. И теперь, если Государь меня бросит, вынуждена буду вернуться домой в деревню: в грязь, в холод, в нищету. А мне семнадцать. Самое время делать карьеру, чуть промедлю — и будет поздно». — Думала Лара, не вслушиваясь в телефонную болтовню.

— Да, мама… Что папа?.. Вы меня ждёте? Я приеду завтра или послезавтра. Прикажи убрать мою комнату цветами и проследи за чистотой. В прошлый раз мне показалось, что в углу пыль.

«После Государя меня никто не возьмёт. Не принято. Дурной тон. И куда я пойду? Мне некуда идти. Кроме бабки у меня никого нет. Бабка спросит, чему я училась? И что я отвечу? И что буду делать в деревне? Ощипывать кур? Выгребать навоз? Пасти гусей? Наводить пойло?»

— Нет, нет… Это не нужно. Я хочу холодного шампанского и мой шёлковый халат, — весело говорила Фая. — Да. Позаботься, пожалуйста.

«Но я уже отвыкла от работы. Я училась танцам и любви. Я мечтала о богатстве и власти. А теперь копать, полоть, сажать, доить? Нет, не хочу — я привыкла к сытости и чистоте. Я не успела надыбать денег — вот что скверно. Впереди полная нищета».

У Лары задрожали кончики пальцев и вспотели ладони.

— Ха-ха-ха… Что?.. Никита?.. Никита так сказал?.. Ну, братишка, берегись… я поговорю с ним… ха-ха-ха… Ладно… Пока… До скорого… Целую. Ха-ха-ха…

— О погоде! — объявил по радио тот же мужской голос. — Парниковый эффект будет длиться в Бункере ещё неделю, в связи с поломкой основных кондиционеров. Ночью будет дан сброс конденсата».

Фая положила трубку.

— Зачем тебе Государь? — уже вкрадчиво повторила вопрос Лара.

— Затем же, зачем и тебе, — спокойно ответила Фая.

— Но его нельзя любить, — тихо произнесла Лара.

— Это почему же? — без любопытства спросила Фая.

— Во-первых, у него — маленькая пипка. А во-вторых, она не стоит.

Они обе в упор смотрели друг на друга в зеркало, обе казались совершенно спокойными и не двигались.

— Происшествия, — объявил мужской голос по радио. — В районе женского колледжа разыскивается особоопасный преступник. Все задержанные ночью в этом районе будут арестованы до выяснения личности».

4

Дорожки колледжа были тускло освещены, а плотно утоптанный песок слегка проминался под ногами.

«Может, всё-таки лучше вернуться на банкет? И поприсутствовать для приличия? Ещё подумают, что я возгордилась? Пусть думают…»

Фая посмотрела вверх, на застеклённый купол Бункера, и сквозь запотевшие стёкла увидела матовую луну. «Скорей бы давали конденсат — духота неимоверная». Где-то в глубине сада вскрикнул павлин, а может, это за оградой взвизгнула машина. «Зачем мне этот старый