К нам приближалась Лина. Девушка выглядела уставшей, но собранной. Ее обычный скромный наряд был заменен на простенькое, грубоватое платье, поверх которого был повязан белый, уже изрядно заляпанный бурыми пятнами фартук. В руках она несла глиняную кружку.

Увидев, что мои глаза открыты, она ускорила шаг, и на ее лице расцвела осторожная, но искренняя улыбка.

— Ты очнулся! — ее голос прозвучал как щебет птицы после хриплых стонов и приказов. — Как ты себя чувствуешь?

— Как… — я попытался что-то сказать, но горло было пересохшим и скрипело. Я лишь беззвучно пошевелил губами.

Лина тут же поднесла кружку к моим губам.

— Пей, не спеши. Это просто вода, но ей тоже надо уметь правильно пользоваться.

Я сделал несколько мелких, жадных глотков. Прохладная влага показалась божественным нектаром. Я кивнул, давая знак, что достаточно.

— Спасибо. — прохрипел я наконец. — Чувствую… будто меня молотили цепом. Но вроде цел.

— Это уже хорошо. — она поставила кружку на пол. Ее глаза стали серьезными. — Я хотела тебя поблагодарить. За все. Капитан Горст… он всем рассказал. О вашей миссии, о том, что вы сделали… и какой ценой. — ее голос дрогнул. — Город бы не устоял без вас. Мы все… мы все в неоплатном долгу.

Рассказал всем? Интересный ход со стороны капитана. Сделать из нас героев, мучеников. Это сплачивало людей, давало им точку опоры, но и делало нас с Эдварном очень заметными фигурами. Хорошо, что он умолчал о моих «чудесах», приписав все доблести отряда.

— Я рад, что город уцелел. — сказал я искренне. — Это главное.

Наш тихий разговор разбудил Орна. Он вздрогнул, его глаза мгновенно открылись, в них не было и следа сна — лишь мгновенная, обостренная бдительность. Увидев, что я бодрствую и разговариваю, его лицо озарилось таким облегчением, что у меня к горлу снова подкатил комок.

— Проснулся, сорванец! — просипел он, хватая мою руку и сжимая ее так, что кости затрещали. — Думал, придется тебя хоронить рядом с теми… — он не договорил, махнул рукой, смахивая скупую, предательскую слезу, выкатившуюся из уголка глаза. — Черт бы тебя побрал! Заставил старого дурака седые волосы рвать от переживаний!

Он не сдерживал эмоций, не пытался казаться суровым. Он просто крепко, по-отцовски обнял меня, стараясь не задеть раны. Я почувствовал запах древесной стружки, дыма и чего-то неуловимо родного, что заставило меня на миг забыть о боли и имперских угрозах.

— Выдохни, старик. — я похлопал его по спине. — Все уже позади. Я цел. Немного потрепан, но цел.

Орн отстранился, внимательно, придирчиво оглядев меня с ног до головы, будто проверяя, все ли я там на месте.

— Горд я тобой, мальчишка. — сказал он тихо, но так, что каждое слово било в самую душу. — Невероятно горд. Из жалкого неудачника в спасители города… Кто бы мог подумать.

Больше он ничего не сказал. В его словах не было пафоса, лишь простая, суровая правда, и от этого она значила в десять раз больше.

Решив, что лежать здесь больше не имело смысла, я осторожно приподнялся, откинув грубое шерстяное одеяло. Голова закружилась, тело взвыло от протеста, но я уперся руками в тюфяк и заставил себя сесть. Орн тут же подал руку, помогая встать на ноги. Пол под ногами поплыл, но я устоял. Ноги слушались, пусть и неохотно.

К нам уже шел лекарь с лицом, вымотанным до предела. Он молча, привычными движениями провел быстрый осмотр: потрогал лоб, проверил повязки на боку, заглянул в глаза.

— Жив. — констатировал он без эмоций. — Ходить можешь? Шатает?

— Шатает, но выдержу. — буркнул я.

— Повезло тебе, парень. — лекарь покачал головой. — Очень повезло. Если бы не то зелье, что дал тебе имперский господин… Вряд ли бы ты выкарабкался. Раны были серьезные. Теперь же — чистое истощение и легкое воспаление. Отлежись пару дней, и будешь как новенький.

Кивнув в знак благодарности, я попрощался с Линой, которая осталась помогать дальше — ее глаза снова стали печальными, когда она смотрела на других больных. Мы с Орном, медленно, ковыляя, как два раненых журавля, двинулись к выходу из лазарета. Нас провожали взгляды — полные благодарности, надежды, а у некоторых — и черной, невысказанной зависти к тем, кто смог подняться и уйти, пока они были прикованы к своим тюфякам.

Дорога домой показалась вечностью. Город, который мы отстояли, был похож на гиганта, избитого до полусмерти. Повсюду сновали люди, кто-то просто сидел у порогов своих домов с пустыми, отсутствующими глазами. Но был в этой разрухе и странный, едва уловимый дух — не победы, но выживания. Стойкости. Люди, увидев нас с Орном, кивали, некоторые кричали слова благодарности. Новость о нашем подвиге действительно облетела весь город.

И вот наш дом. Снаружи он выглядел даже неплохо — стены стояли, дверь, которую мы починили, держалась. Но когда мы зашли внутрь, я не мог сдержать легкого вздоха. С потолка, сквозь дыры в недоделанной кровле, лился тусклый утренний свет, подсвечивая плавающую в воздухе пыль.

Но сейчас это меня не раздражало. Наоборот. Рутинная, понятная работа была именно тем, что мне было нужно. Чтобы переварить ужас битвы, заглушить боль потерь, отогнать тревожные мысли об Империи и Творцах. Нужно было делать дело. Простое, земное, настоящее. Но перед этим стоило набраться сил.

Мы перекусили тем, что нашлось в доме — черствым хлебом, сыром и водой. Еда казалась невероятно вкусной. Затем мы до самого вечера общались, Орну было интересно, что произошло во время нашей вылазки за стены.

С каждым часом я чувствовал себя все лучше — адское зелье Арраса действительно творило чудеса. Слабость уходила, сменяясь приятной, живой усталостью. Стоило солнцу скрыться за горизонтом, как мы легли спать.

— Ну что, старик. — едва открыв глаза я повернулся к Орну, скидывая с себя грязную, пропахшую лекарствами рубаху. — Давай закончим то, что начали. Пора наводить уют.

Орн ухмыльнулся, его усталое лицо вдруг помолодело, на нем появилось знакомое выражение мастера, берущегося за любимую работу.

— А то. — буркнул он. — Негоже спасителю города под дождем спать.

Затем, не теряя времени, мы позавтракали, и я отправился в сарай за инструментами и материалами. В углах лежали груды стройматериалов, купленных у Борвига — доски, смола, гвозди.

Работа закипела… Мы работали молча, понимая друг друга с полуслова, слаженно, как один механизм.

Я, как более молодой и сильный, взял на себя самую тяжелую работу. Взобравшись по шаткой лестнице на крышу, я принялся заделывать самые крупные дыры. Доски,