— Любопытно. — произнес он.

Я не знал, что ответить. Язык будто прилип к гортани. Я лишь сжимал в потных ладонях бревна, чувствуя, как каждый мускул в теле кричал об опасности.

— Чем ты занимаешься? — спросил он, и в его интонации не было ни угрозы, ни любопытства — лишь пустота.

— Ничем особенным. — выдавил я, заставляя голос звучать ровно. — Просто несу дрова для мастерской. Орн учит меня ремеслу.

Вальтер медленно кивнул.

— Ремесло… Да. Раньше и я увлекался.

Он поднял голову и уставился на ночное небо, видное через запыленное окно в прихожей.

Я стоял, абсолютно парализованный непониманием. Что ему нужно? Зачем он это говорит? Это какая-то игра? Проверка? Почему он не уходит?

— В твоем возрасте, — начал он снова, и его голос приобрел странную, отстраненную нотку, — я был обычным парнем из деревни, подмастерьем у кузнеца неподалеку отсюда.

Я молчал, боясь пошевелиться, слушая и пытаясь разгадать этот пугающий монолог. Каждая его фраза была неожиданной и оттого еще более тревожной.

— Моя семья жила бедно, буквально впроголодь. И я, как и любой юнец, много мечтал. О силе, славе, богатстве… счастье, в конце концов. — он произнес это слово с легкой, почти неощутимой горькой усмешкой. — И вот в один день, после моего шестнадцатилетия, к нам приехал Имперский представитель и объявил о проведении Инициации.

Он замолчал, словно вновь переживая тот день. В его глазах, обращенных в прошлое, мелькнула тень чего-то давно забытого, человеческого.

— Меня отговаривали все. Отец, мать… А больше всех — мой младший братишка. Глупый, наивный мальчишка. Он плакал, цеплялся за мою рубаху, умолял не идти. Говорил, что боится меня потерять.

Вальтер покачал головой, и впервые на его каменном лице я увидел нечто, отдаленно напоминающее эмоцию. Мимолетное, призрачное сожаление.

— Но я был молод. Уверен, что лучший, что мне все по плечу. Решил никого не слушать, пришел на площадь, приложил руку к статуе… и прошел. Стал Имперским Системщиком. Дальше — учеба, высокая должность, богатство, сила, слава. Получил почти все, о чем мечтал.

Его длинный, бледный палец бесцельно провел по пыльному косяку двери.

— Однако… счастья так и не было. Семья, конечно, больше не нуждалась ни в чем. Я перевез их в столицу, но был так занят… чертовски занят государственными делами, что не успел даже на похороны собственных родителей.

Он снова замолчал, и эта пауза повисла в воздухе тяжелее любого обвинения. Я все так же стоял, не двигаясь, пытаясь понять, к чему он клонит. Зачем он рассказывает мне это? Исповедь? Попытка оправдаться? Или нечто более страшное и расчетливое?

Вальтер вздохнул, и этот звук был похож на скрип старого пергамента.

— Мой брат… отказался от прохождения Инициации. Женился, долгое время пытался наладить со мной контакт, но государственные дела… — он с силой сжал кулак, и сухожилия резко выступили подкожей. — Черт бы их побрал! У меня никогда не хватало на него времени. В конце концов, он махнул на меня рукой и уехал, оставив в столице в одиночестве.

Он повернул голову и впервые за весь разговор посмотрел на меня прямо. Его бледные глаза в полумраке казались бездонными пропастями, куда ушли все эмоции и сожаления.

— А спустя несколько лет я узнал, что его не стало. Как и его жены. И единственной моей оставшейся родной кровью… стал его сын.

Воздух перестал поступать в легкие. Мир сузился до его бледного лица и этих двух бездонных глаз-колодцев. В висках застучало, сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди. Я чувствовал, как багровели щеки.

— Мальчик пятнадцати лет по имени Макс.

Он сделал паузу, впитывая мое ошеломленное, покрасневшее лицо, мой немой ужас. Уголки его тонких губ дрогнули в подобии улыбки, лишенной всякой теплоты.

— Привет, племянник.