Это решение стало моим внутренним щитом, когда я, наконец, увидел плац у северной башни.

Капитан уже ждал. Он стоял спиной ко мне, без доспехов, в простой потертой кожанке и штанах, и смотрел на восходящее солнце, что окрашивало стены в багровые тона. Его фигура, даже без лат, казалась высеченной из гранита — широкие плечи, прямая спина, поза человека, который привык нести груз ответственности и не прогибаться под ним.

На плацу не было ни души. Только мы двое, да еще пара стражников на стене, лениво ковыряющих зубы после ночной смены. Утро только начиналось, а ощущение было, что я уже прошел через ад и обратно.

— Точность — вежливость королей. — раздался его низкий, хриплый голос, хотя он даже не обернулся. — Ты вовремя. Это хорошо. Значит, мозги пока на месте. Готов?

Вопрос прозвучал не как формальность, а как последняя проверка. Готов ли я добровольно отдать себя в его руки? Готов ли терпеть?

— Абсолютно, капитан. — ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул от усталости и остатков боли.

Он, наконец, повернулся. Его глаза, холодные и пронзительные, оценивающе пробежались по мне с ног до головы, будто рентгеном просвечивая каждую мышцу, каждый сустав.

— Прекрасно. Тогда начнем. Забудь всё, что ты умел. Здесь и сейчас ты — пустое место. Глина. А я — гончар. Или кузнец. Не важно. Будет больно. Будет муторно. Ты будешь ненавидеть меня лютой ненавистью. Но если выдержишь… станешь железом. Понял?

— Понял, капитан.

— Начнем с малого. Бег. Десять кругов по плацу. Так, чтобы легкие рвало наружу. Марш!

И началось. Мой первый круг был еще относительно бодрым. Второй — уже тяжелее. К пятому я уже хрипел, как загнанная лошадь, а в глазах стояли красные круги. Но я бежал. Ноги были ватными, сердце колотилось где-то в горле, пытаясь выпрыгнуть наружу. Я видел, как Горст стоит посреди плаца, неподвижный, как скала, и его взгляд, тяжелый и безразличный, следил за каждым моим шагом.

Десять кругов. Я дополз до финиша, едва не падая, оперся руками о колени, пытаясь отдышаться.

— Прекрасно. Разминка окончена. — прозвучал над ухом его голос, и мне захотелось плакать. Это была только разминка⁈

— Теперь отжимания. Пять подходов по двадцать. Качество — идеальное. Спина ровная, таз не провисает. Одно кривое повторение и делаешь весь подход заново.

Это был ад. Мышцы рук и груди горели огнем, пресс немел от напряжения. После третьего подхода я уже не чувствовал рук. Они просто механически сгибались и разгибались по команде. Горст ходил вокруг меня, как стервятник, и его замечания были краткими и точными, как удары кинжалом:

— Таз выше! Живот подбери! Локти не расставляй! На два сантиметра глубже! Весь подход — заново!

Вскоре я потерял счет времени. Существовал только голос Горста, жгучая боль в мышцах и моё собственное тяжелое, сдавленное дыхание. Пот заливал глаза, солёные капли щипали губы.

После отжиманий были приседания. Потом — упражнения на пресс. Затем — бег с высоким подниманием бедра. Следом — челночный бег. И, наконец, — прыжки на скакалке, которую он откуда-то достал.

Ни о каком обучении новым навыкам, о которых я так наивно мечтал, и речи не шло. Не было ни меча, ни топора, ни даже намёка на боевые стойки или удары. Была лишь голая, звериная физическая нагрузка, выматывающая до последней капли сил, до потемнения в глазах. Это была не тренировка. Это была целенаправленная ломка.

И самое удивительное — мои скудные знания анатомии и физики, почерпнутые из прошлой жизни, подсказывали мне, что каждая секунда этого ада была бесценна. Горст гонял меня так, что были задействованы абсолютно все мышцы моего тела, даже те, о существовании которых я раньше лишь смутно догадывался. Мелкие стабилизирующие мышцы спины и кора, мышцы-вращатели плеча, приводящие мышцы бедра… Он выжимал из меня всё, вытаскивая наружу самый потаённый, самый глубинный потенциал.

Без второй стадии «Закалённой Плоти» я бы, без сомнения, уже лежал в луже собственного пота, барахтаясь в конвульсиях. Тело, закалённое в битвах и выживании, цеплялось за жизнь и выполняло команды, даже когда сознание уже готово было отключиться. Я чувствовал, как где-то внутри, сквозь боль и онемение, потихоньку крепчает сталь. Это было крошечное, но очень важное открытие: основа любой силы — не в умениях, а в теле, которое может эти умения выдержать.

— Хватит! — голос Горста прозвучал как божественное помилование.

Я рухнул на сырую, прохладную землю плаца, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Я просто лежал, уставившись в медленно светлеющее небо, и пытался заставить легкие вдохнуть хоть немного воздуха. Вся вселенная свелась к биению сердца в висках и огненной боли в каждой клетке.

Надо мной возникла тень. Капитан Горст стоял и смотрел на меня сверху вниз. Но в его взгляде не было ни насмешки, ни презрения. Была холодная, отстраненная оценка, смешанная с… удивлением? Нет, скорее с пересмотром первоначальных планов.

— Два часа. — произнес он наконец. — Без единой жалобы. Без попытки схалявить. Ты или полный идиот, или… из тебя может выйти толк.

Он присел на корточки рядом со мной. В его руке появилась небольшая деревянная фляжка.

— Открывай пасть.

Я беспомощно повиновался, даже не имея сил пошевелить головой. Он влил мне в рот несколько глотков холодной, горьковатой жидкости. И эффект был поразительным! По телу разлилась приятная, согревающая волна. Острая, рвущая мышцы боль начала отступать, сменяясь глубоким, как после хорошего, интенсивного массажа, чувством покоя. Спустя несколько секунд я смог согнуть пальцы, а еще через мгновение — сесть. Сил не прибавилось, но адская усталость отступила, уступив место ощущению… качественной проработки. Будто я не два часа умирал на плацу, а полноценно отдыхал последние сутки.

— Это… что это? — прохрипел я, с удивлением глядя на пустую фляжку в его руке.

— Отвар из корня жгучей крапивы, призрачного перца и ещё парочки местных радостей, — равнодушно ответил Горст, затыкая фляжку. — Вывариваю сам. Восстанавливает мышцы, гонит из крови мусор, что накапливается от усталости. Не чета имперской химии, но тоже неплохая вещь. Это твой бонус за сегодняшнюю выдержку. Будешь получать его после каждой тренировки, если я увижу, что ты выкладывался на полную.

В его словах не было похвалы, лишь констатация факта. Но для меня это прозвучало лучше любой оды. Я кивнул, с трудом поднимаясь на ноги. Тело слушалось, хоть и напоминало собой одно большое, разболтанное коромысло.

— Спасибо, капитан.

— Не за что. Это