— Капитан городской стражи Горст! — его голос, привыкший командовать и рубить с плеча, прозвучал громко и четко, отдаваясь эхом от каменных стен. — От имени жителей города приветствую представителей Империи! Ваше прибытие — знак великой милости!

Аррас остановился перед ним, его люди бесшумно встали позади, как тени. Он окинул Горста тем же холодным, оценивающим взглядом, что и меня в сарае.

— Капитан. — кивнул он, не выражая ни радости, ни признательности за прием. — Отчет о ситуации я выслушаю позже. Сейчас моя группа проведет финальную зачистку периметра и диагностику аномалий. Обеспечьте моих людей всем необходимым.

Его взгляд скользнул по строю изможденных, но непоколебимых стражников, по закопченным стенам, по лицам горожан, выглядывающим из-за углов с надеждой и страхом.

— И еще, — произнес он тише, но так, что слышно было каждое слово, — работу вы провели на удивление качественно.

Он не стал ждать ответа. Развернулся и пошел внутрь города, его группа, как щупальца, мгновенно вернулась на поле боя, приступив к зачистке. А мы с Эдварном остались стоять рядом с Горстом, среди торжественного построения, под взглядами сотен глаз, чувствуя себя крошечной частью чего-то огромного, страшного и совершенно непонятного, что только-только начинало свое движение.

Город был спасен. Но цена этого спасения, как оказалось, была куда выше, чем мы могли предположить. И теперь нам предстояло узнать ее истинный размер.

Гулкий стук сапог Арраса затих в узких улочках города, поглощенный давящей тишиной, что воцарилась после его ухода. Торжественный строй стражников все еще стоял не шелохнувшись, но напряжение в воздухе сменилось на тяжелое, выжидательное. Все взгляды теперь были устремлены на капитана Горста.

Он медленно повернулся к нам. Привыкший к железной дисциплине, сейчас мужчина смотрел на нас с непривычной сложной гаммой чувств — с облегчением, суровой благодарностью и глубокой, непроглядной скорбью. Он молча подошел, его взгляд скользнул по моему изможденному лицу, задержался на бледном, но твердом лице Эдварна, все еще опиравшегося на мое плечо.

— Спасибо. — хрипло произнес Горст, и это единственное слово прозвучало весомее любой длинной речи. В нем была благодарность за спасение города, за выполненный долг, за невероятную, невозможную победу, купленную непонятной ему ценой. — Вы молодцы. Сделали то, что казалось не под силу целой армии.

Потом его взгляд стал вопрошающим, в нем затеплилась последняя, слабая надежда. Он обвел взглядом площадь за нашими спинами, словно ожидая увидеть еще кого-то, выходящего из дымки.

— Остальные?.. — спросил он тише, и в его голосе уже не было надежды, лишь горькая необходимость услышать подтверждение.

Я опустил голову, не в силах выдержать его взгляд. Комок подступил к горлу, сдавив его так, что я лишь смог беззвучно покачать головой. Все-таки я до сих пор был обычным человеком, что обычно не встречался со смертью. Эдварн, собрав остатки сил, выпрямился во весь свой немалый рост, отдавая последнюю честь павшим.

— Четвертый отряд… выполнил задание, капитан. — его голос был низким, надтреснутым, но абсолютно твердым. — Лиор, Брэнн, Кэрвин, Рагварт пали в бою.

Горст замер. Его могучее тело, казалось, на миг ссутулилось под тяжестью этой вести. Он крепко сжал губы, резко кивнул, проглотив комок ярости и боли. Он потерял не просто солдат. Он потерял один из лучших, самых сплоченных и опытных отрядов, костяк обороны.

— Понял. — отрывисто бросил он, и в этом слове была вся горечь командира, отправляющего людей на верную смерть. — Их не забудут. Обещаю.

Он перевел взгляд на нас, снова собравшись, вернувшись к роли капитана, у которого еще полно дел.

— Сейчас вы оба проследуете в лазарет. Немедленно. Вы свое уже отвоевали. — его взгляд стал приказным. — Это не обсуждается, Эдварн, — добавил он, видя, что старший дозорный пытается что-то сказать, вероятно, о том, что он еще может держать строй.

Не дав нам возможности возразить, Горст резко развернулся и твердым, быстрым шагом направился в направлении, в котором скрылся Аррас. Его фигура, прямая и негнущаяся, говорила сама за себя — теперь ему предстоял другой, не менее опасный бой. Бой с имперскими чиновниками, от исхода которого зависело, станет ли наша жертва основанием для новых испытаний или же город получит шанс на передышку.

Нас практически подхватили под руки двое стражников из построения — молодые, испуганные и преисполненные благоговейного ужаса парни. Они бережно, почти на руках, повели нас, не дав оступиться, сквозь толпу.

Путь до лазарета, знакомый до боли, на этот раз показался бесконечным. Город, который мы только что отстояли, предстал перед нами в своем истинном, разбитом и искалеченном обличии. Воздух густо пах гарью, кровью и смертью. Встречные горожане смотрели на нас с немым вопросом и надеждой, некоторые клали руку на сердце, другие плакали, видя наши окровавленные, израненные фигуры.

Лазарет был переполнен до отказа. Воздух здесь был спертым, густым от запахов антисептиков, пота и страданий. Повсюду слышались стоны, тихий плач, отрывистые команды лекарей и их помощников.

Лекарь, с лицом, осунувшимся от бессонных суток, бросился к нам.

— На носилки! Быстро! — скомандовал он, и нас бережно уложили на два свободных тюфяка в относительно чистом углу.

Процедура оказания помощи превратилась в отстраненный, размытый кошмар. Руки лекаря, быстрые и умелые, смывали грязь и кровь, накладывали повязки, шины. Я чувствовал отстраненную боль от прикосновений, слышал собственные сдавленные стоны, но все это было где-то далеко, за толстым слоем ваты, в которую превратилась моя голова.

Я видел, как рядом с Эдварном возились меньше — выпитое им имперское зелье по всей видимости было посильнее того, что дали мне. Но общая слабость и кровопотеря никуда не делись.

Когда самые неотложные процедуры закончились, и лекарь отошел к другим страждущим, нас накрыла оглушительная, звенящая тишина, нарушаемая лишь чужими страданиями. Я лежал на спине, уставившись в потолочные балки.

Рядом на тюфяке пошевелился Эдварн. Я повернул голову и встретился с его взглядом. В его глазах, уставших до глубины души, не было слез. Была лишь бездонная пустота, сжигающая изнутри вопросом — «почему?». Почему выжили мы, а не они? Почему Лиор, Брэнн, Кэрвин, Рагварт остались там, на этом проклятом поле, а мы здесь?

Он ничего не сказал. Просто медленно, с огромным усилием, протянул через проход между тюфяками свою огромную, иссеченную шрамами руку. Я посмотрел на нее, потом на его лицо. И так же медленно протянул свою, более узкую, покрытую свежими бинтами.

Мы не пожали руки. Мы просто сцепили пальцы — крепко, до боли, как два тонущих человека, цепляющихся за последнюю соломинку.