Был и Крутояр, печник из лучших, которого зазвали выкладывать дымоходы-вентиляционные короба из подземной лаборатории. Он тоже сперва стеснялся и мямлил, будто привычную глину мял, но потом освоился. Со Свеном они смастерили с третьей или пятой попытки чудо-горн, в котором можно было плавить железо так, как никто и никогда до этого не делал. А ещё варить в том железе всякие хитрые камни и порошки, от чего у металла появлялись небывалые свойства.

Свен с Фомой удивили с разницей в три дня. Совершенно точно не сговариваясь. Сперва один, потом второй. Ювелир-златокузнец пришёл первым, по какому-то вовсе отвлечённому поводу, чуть ли не денег занять на закупку товара, а перекусив и выдув третью кружку сбитеня всё-таки добрался и до дела. Выложил, поминутно озираясь в пустой горнице, на стол два неровных камешка. Сглотнул, утёр пот, и дрожащей рукой повёл один из них к другому. И дальний камешек отъехал от ближнего, хотя они и не соприкасались. Фома отдёрнул руку и спешно перекрестился.

— Видал, чего делается, княже? — сипло и как-то жалобно спросил он.

Я рассказал ему, что вспомнил, про магнитные поля, про полярности, и немного, самую малость, про электричество. Выходил он из терема задумчивый и молчаливый. А через три дня пришёл Свен, принёс новую партию скальпелей и ампутационных ножей. Из нового железа, сваренного и откованного по-другому, они получились легче и заточку держали дольше. Похвалившись, пообедав и выхлебав третью, будто сговорились они, кружку сбитеня, великан подозрительно огляделся и сунул руку за пазуху. Вынув два камушка. Два других камушка. И робко, закусив губу, начал толкать толстым мозолистым пальцем один к другому.

Когда дальний камень задрожал и напрыгнул на ближний, Всеслав не выдержал:

— Видал, чего делается?

Свен открыл было рот, чтобы, наверное, произнести то же самое, да так с открытым и застыл.

— Вар! — кликнул князь, и на пороге бесшумно распахнувшейся двери появился телохранитель.

Свен дёрнулся, как от кнута, и побледнел так, что очень насторожил меня с профессиональной точки зрения. Это же вредно для сосудов!

— Не вели казнить, княже! Не знал я, что чародейство это! Думал, наука, как ты учил! — задыхаясь, выпалил огромный северянин, явно пытаясь сползти под стол, чтоб встать на колени. Но фигура между лавкой и столешницей не пролезала.

— Наука и есть, физика та самая, — удивился Всеслав, и только потом понял, что вызов конвоя кузнец понял неправильно. — Вар, вели, чтоб Фому привели быстро. Пусть скажут: «с камнями хитрыми князь зовёт».

Ювелира доставили моментально.

— Фома, расскажи Свену, чего узнал давеча. Я заодно проверю, так ли запомнил, — велел Чародей.

С четырьмя магнитами пошло́ веселее. Потом встречались уже при мотке тонкой медной проволоки, олове и куске канифоли. Говорю же, повезло с мастерами, один толковее другого был. Да ещё друг перед дружкой выпендриться был не прочь. Идеальные условия для развития науки и техники. В глухом зимнем диком краю, посреди Средневековья.

— Ну что, други! — гаркнул, привлекая внимание, Всеслав. — Рыбки мы наловили, дело за малым — домой дотащить. На вас вся надёжа, чудо-богатыри двужильные! Управитесь ли⁈

— ДА-А-А! — заорали Ждановы и Гнатовы так, что многострадальные, натерпевшиеся сегодня и так сверх меры вороны и галки снова взвились над деревьями.

А князь острым слухом расслышал чуть позади, со стороны дядьёв:

— Думаешь, и вправду двужильные? — негромко спросил брата Всеволод.

— Нет охоты проверять. На слово ему верю и тебе советую, — отозвался хмуро Святослав.

Когда поднимались к воротам, посольские то и дело озирались назад, где над берегом споро поднимались какие-то не то леса́, не то башенки. Слишком быстро, непривычно. Вот на них уже накинули толстые верёвки и потянули. И из ледяного крошева показались верхние подборы здоровенного невода. Черниговцы тоже были не дураки половить рыбки на Днепре, чуть выше по течению, и в сетях многие толк знали. Этим, пожалуй, можно было всю великую реку перегородить, если развернуть. Только сложен он был кульком, как верша или морда, привычная плетёная снасть, какие ставили под берегом или в ручьях. Намного меньше.

Верёвка, натягиваясь, собирала складками полотно невода, поднимая к вершине диковинной угловатой башни, похожей на великанского колодезного журавля. У подножья её трое здоровых ратников накинули конец каната на широкие литые плечи, упёрлись в утоптанный снег, крякнули разом и потянули.

Те, кто оборачивался на ходу вниз, зашумели и остановились. Притормозила и вся процессия. Невод-трал, поднявшийся над пари́вшей на морозце водой, казалось, если и был меньше здешнего белокаменного собора, то ненамного. О том, сколько мог весить улов с Чародейской рыбалки, и думать не хотелось. Как и о том, сколько жил у тех трёх богатырей, что удерживали сеть на весу, пока странный журавль сам поворачивал шею, чтобы перенести груз на берег.

Топорами тюкали в основном для виду. Поворотную таль собрали из узлов, что лежали со вчерашнего дня, присыпанные снежком. А несколько блоков, что таились внутри стрелы и башни, позволяли вытянуть вес и побольше. Хотя, там льдин, поди, набилось как бы не половину…

Навстречу катили чередой сани из северных ворот, и каждый возчик стягивал шапку, низко кланяясь Всеславу. С доброй и открытой улыбкой. На гостей же смотрели мельком, без особого интереса, будто родовитые соседские князья ошивались вдоль забора целую седмицу и уже успели поднадоесть.

В воротах стоял богато и торжественно одетый отец Иван. За правым плечом его улыбался в бороду Буривой. За левым плясал на руках матери маленький Рогволд, обнимая любимую игрушку, воина в сером плаще.

— Здрав будь, батюшка-князь Всеслав Брячиславич! — прогудел большим колоколом, перекрывая гомон толпы, священник.

— И тебе здравствовать, великий патриарх Киевский и Всея Руси, святейший Иван! — в тон ему торжественно ответил Чародей.

Величания эти они пусть и коротко, на ходу, но отрепетировали. Чтоб ни у местных, ни у приезжих и тени сомнения не родилось в том, что где патриарх, там и князь. Всея Руси.

— Здравия и вам, гости дорогие, Святослав да Всеволод Ярославичи! — продолжал отец Иван. — Ладно ли добрались, не было ли беды в дороге?

— Бог миловал, святейший, — ответил Всеволод и шагнул под благословение, подтолкнув чуть оробевшего будто старшего брата.