Воин-Врач III
Глава 1
Взрослые игрушки
— Чего ты гудишь⁈ Отнимите дудку у короткого, он всё портит, разыграться не даёт!!!
— Правильно он дудит! Твой клюшку задрал, как старуха на паперти, против правил это!
— Ты бы, Святослав, на судью не грешил. У него жизнь сложная была и есть, и опыта всякого он за неё накопил — хоть торгуй. Я вот с ним, к примеру, ссориться не хочу, — положил руку Всеслав на плечо дядьки, князя Черниговского.
Они со Всеволодом Переяславским приехали в Киев две недели назад, и теперь постоянно орали с трибун, болея за свои отряды даже на тренировках. Но правила, кажется, потрудился выучить только более рассудительный Всеволод. Святослав же оказался болельщиком крайне эмоциональным, поэтому игру и ледняков других команд материл не стратегически или тактически, а идейно, от всей души. За десяток дней и бессчётное количество тренировок их игроки научились стоять на коньках, не опираясь на бортики, клюшки и товарищей по команде, и на выступления стало возможно смотреть без слёз. Не всегда, конечно, но получалось у ратников-ледняков уже гораздо лучше.
— Не врёшь? — покосился на двоюродного племянника гость черниговский.
— Сроду не бывало, — легко отозвался Чародей. — Я видал, как он ножи мечет. И в ядах сведущ. Он моим нетопырям уроки преподавал по тому, как следы в лесу и на снегу читать. И как не оставлять их.
И Святослав передёрнул плечами.
Две с лишним недели назад пришли новости, что из Чернигова и Переяславля выдвинулись князья с ближними дружинами. На нападения это было не похоже, а вот на то, что история про новую игру и впрямь дошла и заинтересовала — вполне. И Всеслав, князь Полоцкий, и, так уж вышло, великий князь Киевский, не стал отказывать себе в возможности подшутить над дядями. С которыми крайний раз виделся аккурат перед тем, как усесться в подземную тюрьму-поруб на долгую дюжину месяцев-лун, да ещё две луны сверх.
Дядья не отправились за помощью к полякам, как Изяслав, автор и идейный вдохновитель той подлой истории с обманом и нарушением клятвы, в результате которой Всеслав с детьми, Ромой и Глебом, оказались в заточении. Князья разошлись по своим вотчинам и сидели там, не высовываясь, хоть и собирая всю возможную информацию о внезапном соседе, что прямо из-под земли умостился прямёхонько на великокняжеский престол, да так, что и не придумаешь, как сковырнуть. Народ на него в прямом смысле слова молился, причём как христиане, так и те, кто клал требы Старым Богам. Волхв из сильнейших, самого Ладомира-покойника ученик, и патриарх Всея Руси, главный поп на всех землях русских, только что не с рук у него ели. Половцы, что так позорно разгромили сводные рати Ярославичей на Альте-реке, оказались лучшими друзьями, начав наезжать в гости и торговать так, что и бывалые купцы-негоцианты диву давались. Знать, и вправду сам чёрт ему ворожил, Чародею проклятому. Или наоборот…
Поговаривали, у самого Полоцка, его исконной вотчины, всю зиму день и ночь стучали топоры и визжали пилы. На тех землях, с каких по приказу князя сводили лес, можно было ещё три таких города выстроить. Зачем это всё делалось — никто не знал, а кто знал, тот не рассказывал. Не принято было во Всеславовых землях слова княжьи обсуждать с пришлыми, да и промеж собой особо не болтали. Дескать, князю-батюшке виднее, а коли есть вопросы — ему и задавайте, а мы люди маленькие: велено рубить — мы и рубим. Настойчивым вопрошателям то же самое поясняли невесть откуда появлявшиеся ратники с колючими глазами, сопровождая пояснения нанесением нетяжких, но обидных и доходчивых телесных повреждений. К середине зимы все окрестные ватаги пильщиков-вальщиков-лесорубов были в Полоцке, подтянулись даже со Смоленска, Изборска и со Пскова. И денег получали так, как не всякий тиун княжеский. Да ещё некоторые и семьи стали перевозить, будто не собирались обратно к родным домам возвращаться.
С древлянских земель, от Искоростеня и Вручия, передавали, что Всеслав-Чародей освободил их роды от дани на три года. И старейшины присягнули ему на верность, наплевав на вековые обиды на Киевских князей, что для злопамятных лесовиков было совсем не характерно. Ходили слухи, что в верности поклялись и под руку Всеславову встали свободолюбивые латгалы и даже ятвяги, с которыми князь не так давно ещё бился не на жизнь, а на смерть.
Все эти новости настораживали братьев, и пугали, откровенно говоря. Откуда он деньги берёт, если всех данников от повинностей освободил? В Полоцке холопы вон, говорят, одеты лучше, чем в Любече да Смоленске свободные люди! Никак, и вправду нечисто дело, колдовством промышляет Чародей!
Когда к Святославу вернулось посольство, стало ещё непонятнее. В первую голову выслушал он епископа Неофита, который вдруг оказался уже целым митрополитом, потому как сам патриарх Всея Руси ему сан пожаловал и рукоположил. По совету князя. Потом послушал дядьку Радомира, которому верил, как себе. Потом обоих их разом, потому что в словах что священника, что воеводы сомневался, чего сроду с ним не бывало. Но они от сказанного не отказывались, наоборот, подтверждали слова друг друга, дополняя деталями, что вспоминали прямо на ходу. И про выступление княгини Оды. И про ответные слова Всеславовы. И про дивные нравы и обычаи киевлян при новом князе. И про ледню, конечно. Угостили Святослава и напитками, что волею Господа научились при помощи, сказать-то грешно, Чародея творить монахи Лавры.
Князь Черниговский и прослушал, и отведал. И не единожды. А потом поучил княгиню вожжами, наутро только вспомнив о том, что именно так и советовал Всеслав. Гордая и свободолюбивая, нравная и капризная немка же утром удивила сильнее всего, когда сама принесла вожжи и поцеловала руки мужу, каясь и говоря, что за проступки свои готова от него любую кару принять. Ошалевший Святослав даже пороть жену не стал, прогнав на её половину. А сам опять засел с митрополитом и воеводой думу думать да совет держать. Со всеславовкой, ясное дело — не пропадать же добру? И надумали они, что надо брать Всеволода да ехать в Киев, под руку Чародея проситься. Истории про полёты на крылатых волках, конях или молниях Перуновых, тут все по-разному врали, про чудотворные таланты лекарские, про воскрешение покойников, давали понять совершенно ясно: с этим воевать — себе дороже.
