Чокнулись, выпили. Я закашлялся, она усмехнулась:

– Первый раз?

– Не совсем, – соврал я.

– Врёшь, – покачала она головой. – Но ничего, привыкнешь. Все привыкают.

Налила снова. Я не протестовал. Странное чувство – сидеть с ней, пить из одной бутылки. Словно барьер, стоявший между нами, начал рушиться. Или это алкоголь обманывал близостью?

– Хорошо, что ты согласился, – сказала она, глядя в бокал. – Одной пить надоело. Подруг нет, на работе… – махнула рукой.

Я не знал, что ответить. Алкоголь уже действовал: тело наполнило тепло, мысли стали мягче, страх отступал, уступая место странному волнению. Мы пьём вместе, значит, простила? Или ей настолько одиноко, что даже я – лучше, чем никого?

В воздухе висела неловкость, смешанная с дымом сигарет. Но под ней ощущалось другое напряжение – опасное, манящее. Я смотрел на её оголённое плечо, на влажные ресницы и чувствовал, как во мне просыпается то самое, с чего всё началось.

Елена подняла бокал, рассматривая жидкость на свет:

– Красиво, правда? Как кровь, только сладкая.

Я кивнул, не доверяя голосу. Вечер обещал быть долгим и непредсказуемым.

– Знаешь, что самое смешное? – Елена снова налила себе, рука дрогнула, и портвейн разлился по столу. – Я ведь думала, у меня всё получается: карьера, работа, жизнь. А вышло…

Она замолчала, уставившись в бокал. Я ждал продолжения, чувствуя, как алкоголь делает мысли вязкими. Казалось, кухня слегка покачивается.

– Пять лет, – продолжила она неожиданно резко. – Пять лет работы над этим проектом! Вечерами, выходными. Помнишь, как я сидела за бумагами? Небось думал: тётка с ума сошла от работы.

Я помнил бесконечные вечера, когда Елена часами просиживала за столом, окружённая документами. Я приносил чай, она рассеянно благодарила, не поднимая глаз от расчётов.

– Новая система учёта, – горько усмехнулась она. – Революция, думала я. Миллионы могла сэкономить предприятию, понимаешь?

Она схватила со стола лист, помахала перед моим лицом. Красные пометки поплыли перед глазами.

– А знаешь, что сделал Виктор Палыч? Мой уважаемый начальник? – её голос взлетел, сорвался на визгливую ноту. – Присвоил. Просто взял мою работу и выдал за свою. А эти пометки – его правки! Правки к моей работе!

Она швырнула бумагу на стол, лист слетел на пол. Поднимать не стала, снова налила себе.

– Самое мерзкое знаешь что? Я ничего не могу сделать. Вообще ничего. Он – начальник, я – никто. Его слово против моего. У него связи, крыша, всё по правилам.

Слёзы потекли по щекам, Елена даже не пыталась их вытереть. Просто плакала молча, уставившись в одну точку.

– Елена… – я потянулся к ней через стол.

Она резко отдёрнулась:

– Не надо жалости. Ненавижу жалость.

Но через секунду сама схватила мою руку и сжала неожиданно сильно:

– Прости. Я не хотела… Просто навалилось сразу: работа, дом, ты…

Последнее слово зависло между нами. Я молчал, ощущая горячее прикосновение её ладони. Алкоголь делал чувства острыми и смазанными одновременно.

– Я пыталась бороться, – продолжила она, не отпуская меня. – Докладные писала, в профком жаловалась. И что? «Разберёмся», «посмотрим», «надо проверить». А Виктор Палыч потом премию получает – за мои инновации!

Она резко, горько рассмеялась. Смех перешёл в кашель, потом снова в слёзы. Я продолжал молчать, держа её за руку, не зная, что ответить. Голова уже кружилась.

– Всё наладится, – выдавил я наконец. – Правда всегда наружу выходит. Я помогу. Докажем как-нибудь…

– Как? – она посмотрела на меня опухшими глазами. – Ты хороший мальчик, Лёня. Но мир устроен иначе. Побеждает не справедливость, а тот, у кого больше власти.

Налила обоим. Я не отказался, хотя знал, что уже достаточно. Отказаться значило разрушить эту иллюзию близости. А я слишком долго мечтал быть рядом. Пусть не так – пьяно, болезненно, но всё-таки вместе.

– Могла ведь иначе жить, – произнесла она после долгого молчания. – Был человек хороший. Любил меня.

Я напрягся: за все годы она ни разу не говорила о личном, словно его просто не существовало.

– Александр, – Елена улыбнулась чему-то давнему и тёплому. – Инженер, добрый, умный. Жениться хотел. Квартира у него, работа, хороший муж бы вышел.

– И что случилось? – спросил я, уже догадываясь.

– Ты случился, – сказала она без упрёка, лишь констатируя факт. – Мать твоя умерла, ты один остался. Шесть лет тебе было, помнишь?

Смутно помнил больницу, лекарства, незнакомые лица. И её – молодую, растерянную, но решительную.

– Саша говорил – в детдом отдай, государство позаботится. Что я могла ответить? Что сын подруги, что обещала позаботиться?

Она покачала головой, нетерпеливо отбросив упавшие волосы:

– Тебя выбрала. Правильно ли? Саша, конечно, ушёл – чужой ребёнок не нужен. А я осталась. С тобой.

Вина накатила волной. Я всегда знал, что она ради меня чем-то пожертвовала, но никогда – чем именно. Теперь знал.

– Прости, – тихо выдохнул я.

– За что? – пожала плечами она. – Что родился? Глупость. Мой выбор. И я не жалею.

Но в её голосе звучала неуверенность. Или алкоголь делал её честнее обычного?

– Просто иногда думаю: кем могла быть? Женой большого начальника? С детьми, дачей, отпуском в Крыму?

Елена снова налила в бокалы. Руки плохо слушались, портвейн растёкся по столу, закапал на пол. Никто не пошевелился его убрать.

– Вместо этого вот что, – она обвела кухню взглядом. – Нищета, украденная работа и племянник, который…

Она осеклась. Я сжал её руку сильнее:

– Который тебя любит, – сказал я твёрдо. – И благодарен тебе за всё.

Она посмотрела на меня долгим взглядом: пьяным, усталым, полным слёз. И ещё чего-то – того, чему я боялся дать имя.

– Любишь? – тихо переспросила она. – Как именно, Лёня?

Вопрос повис. Я открыл рот и замолчал. Алкоголь требовал честности, но остатки разума предупреждали об опасности.

– Как человека, который вырастил меня, – наконец произнёс я.

Она ещё несколько секунд смотрела на меня, затем кивнула:

– Конечно. А как ещё…

Отпустила мою руку, откинулась на спинку стула, глаза её стали слипаться.

– Устала я, Лёня. Так устала. От всего. От борьбы, от одиночества, от необходимости быть сильной.

Голова её клонилась всё ниже. Я смотрел, как она засыпает, и чувствовал странную смесь облегчения и разочарования. Разговор подошёл к опасной черте. Ещё немного – и мог произойти обвал.

– Спать хочу, – пробормотала она, не открывая глаз. – Но идти не могу. Ноги не держат.

Она попыталась встать, покачнулась. Я вскочил, подхватил под локоть. Она привалилась ко мне всем телом, тёплая и пахнущая вином.

– Отведи меня, а? – попросила жалобно. – Сама не дойду.

Я кивнул, хотя она не видела. В голове всё плыло, но я твёрдо знал – нужно отвести её в спальню. Что будет дальше –