Ами следовала за ним, её сабли сверкали в воздухе, как молнии в ночи. Она рубила щупальца с такой яростью, что казалось, будто она сражается с собственными демонами. Её лицо было искажено болью и ненавистью, но в её движениях была грация, как у танцовщицы на грани предвидения. Её клинки касались щупалец за долю секунды до того, как те успевали обрести окончательную форму, разрезая их в момент самого зарождения. Я видел, как одно из щупалец, ещё не до конца выросшее из спины монстра, разлетелось на три подрагивающих куска от одного её неуловимого движения — не потому, что она была нечеловечески быстра, а потому, что она знала, где оно появится в следующий момент. Кочевница сражалась инстинктом, выкованным в сотнях боёв и выстраданным в пепле её сожжённого племени.

Чор бежал по кругу, его синяя кожа лоснилась от пота. Он использовал Руну Теневая Плеть, и пуповина сотканная словно из тьмы, как скальпель хирурга пластала и полосовала тело немёртвого врага.

Из разрыва в плоти Роршага словно вырвался вакуум. Беззвучный коллапс реальности. Как будто из мира вырезали кусок, и за ним осталась только чернота, втягивающая в себя свет, звук и саму материю.

В тот же миг Лис подняла руку. Её пальцы не дрожали. Её лицо было спокойно, как поверхность озера в штиль перед рассветом. В её взгляде не было ни страха, ни ненависти — лишь холодная, абсолютная концентрация. Она активировала Руну Большое Нарушение Связей. Серебряная сфера, сотканная из Звёздной Крови и чистого отрицания, сорвалась с её ладони. Она устремилась не к Роршагу, а к последнему ободу — к той самой зазубрине, которую я оставил своим мечом.

Сфера, похожая на слезу мёртвого бога, вошла в металл.

И мир вздрогнул. Словно кто-то провёл бритвой по холсту реальности. Послышался низкий, вибрирующий гул, который рождался не в воздухе, а прямо в костях, в зубах, в каждой клетке тела. Это была нота, на которой ломается мироздание.

Роршаг застыл. Его тело начало распадаться и оплывать, как восковая статуя под воздействием дождя из кипятка. Щупальца растворялись, как дым в ветру.

На месте, где он стоял, остался лишь пустой постамент. И над ним — Чёрная Сфера. Она дрожала. Трещала и вибрировала. Из трещин начало пробиваться белое сияние — не яркое, не ослепительное, а живое, как первый луч Игг-Древа после тысячелетней ночи.

Меня вытащили из-под груды щупалец и плоти. Я лежал на спине, глядя в потолок, чувствуя, как кровь стекает по боку, как сломанная нога пульсирует болью. Первым делом я обвёл взглядом своих товарищей.

Соболь стоял неподалёку, его техномеч лежал на полу и остывал. Его лицо было покрыто царапинами, одежда изорвана, но он держался прямо, как капитан, который не сдаёт корабль даже в последней битве. Цел.

Лис сидела на корточках, её руки дрожали, взгляд усталый. Она смотрела на Сферу — не с тревогой, а с пониманием и интересом. С ней тоже всё было в порядке.

Чор стоял рядом неподвижно и скалился. Его синяя кожа была покрыта потом. За спиной висит «АКГ-12», на поясе в ножнах десантный нож и его Руна-Предмет Стальной Короткий Меч. В руках зоргх сжимал карабин «Найторакс». Этот тоже в норме.

Ами стояла, опираясь на Медвежью саблю. Её левое плечо было разорвано — глубокая рана, из которой сочилась кровь, стекавшая по руке, но она не держала её. Она просто стояла. И смотрела на меня.

Стало ясно, что тяжелее всех досталось мне и ей, если не вспоминать Укоса. Я поднялся на ноги, игнорируя боль, и подошёл к ней. Положил ладонь на её плечо и активировал Руну Исцеления.

Она покачала головой — медленно, как будто это было последнее движение, которое ей осталось.

— Нет, — сказала она. — Ты должен спасти Укоса.

Я кивнул и похромал к нашему проводнику.

Он лежал на полу, его тело было холодным, но не мёртвым — оно было пустым. Его глаза — необычные, с вертикальными зрачками, как у кошки — смотрели вверх. Не в потолок, не в небо, а в то, что он видел. В них не было страха. Не было боли. Только покой.

Он был мёртв. И давно. Я опустил веки на его ясные и глубокие даже в смерти глаза.

Лис подошла ко мне, ступая бесшумно среди обломков и застывших луж некро-слизи. Её голос был тихим, но в оглушительной тишине, наступившей после боя, он прозвучал, как удар колокола в пустом храме.

— Мы не можем позволить этому так завершиться.

Мой мозг, всё ещё работающий в режиме «убей или умри», с трудом переключился с тактики на стратегию.

— Что? — выдавил я, пытаясь сесть. Боль в ноге была тупой, но всеобъемлющей.

— Сфера. Она освобождает анимы слишком быстро. Процесс дестабилизирован. Это не освобождение, это аварийный сброс.

— И? — Я всё ещё не понимал.

Мы победили. Ублюдок мёртв. Какая теперь разница, с какой скоростью души отправляются неизвестно куда. Но взгляд боевой подруги был тяжёлым, как взгляд врача, сообщающего плохие новости.

— И они стремятся раствориться в Грани…

— Разве не так должно всё и быть?

— Так. В идеале анима, как фотография, опущенная в кислоту. Как тень, которую пожирает полдень. Без якоря в нашем мире, она стирается из самого уравнения бытия. Они не умирают во второй раз, они просто… уходят.

— Лис, я правда ничего не понимаю…

— Сейчас миллиарды аним за мгновенье устремятся в Грань. Мы должны это предотвратить.

Я помолчал переваривая. Миллиарды душ, за которые мы, в том числе тоже, только что дрались, освободятся. Это закономерно. Но что в этом плохого?

— А если не остановить?

— Тогда А-энергия вырвется. Неконтролируемый выброс Азур такого масштаба схлопнет реальность. Весь Октагон превратится в А-зону. В раковую опухоль на карте мироздания. Здесь не останется ни одного живого существа. Даже если будем уходить на всех парусах, «Золотой Дрейк» спасёт нас едва ли.

Ами, опираясь на саблю, как на костыль, тяжело кивнула. На её лице застыла смесь копоти, крови и смертельной усталости.

— Она права. Я чувствую, что нарастает смертельная опасность.

Это вывело меня из ступора. Одно дело — проиграть бой. Совсем другое — выиграть его и всё равно уничтожить целый октагон Единства по неосторожности. Интересно, как на такое отреагирует Наблюдатель?

Я поднялся, хромая, и подошёл к Сфере. Она вибрировала, издавая низкий, скорбный гул. Трещины на её поверхности расширялись, из них сочился уже