зачем-то показать ей… показать что? Выглядело-то увиденное обрывочной бессмыслицей.
Ну, как можно провалиться в узкую расщелину?
Кинула взгляд на разлом между плитами. Ну да, рука туда проходила. Но то рука! А целиком туда не вместиться. Разве что пол провалился бы. Но пол кажется прочным, да и она лежит далеко.
С трудом приподнялась на локтях, кое-как уселась. Отползла к стене, уселась, прислонившись спиной. Поморгала. Глаза изнутри давило, затылок ныл. Спина и плечи одеревенели от холода. По телу разливалась слабость.
Она только немного посидит и встанет. Похлопала себя по карманам и усмехнулась безотчетному жесту.
Мучила жажда. И как она не догадалась взять с собой хоть небольшую фляжку воды? Не подумала, что это может понадобиться. Всё-таки она отправлялась в подвал собственного дома, а не в лес. Забыла, что собственный дом может сюрпризов преподнести больше, чем глухой лес.
Что она там, раздумывала — стоит ли идти дальше, осматривать коридор?
Фиона покачала головой. Может, и осмотрит. Но не сегодня! Не сегодня. Выудила трясущимися пальцами записную книжку из внутреннего кармана, коротко записала всё, что увидела. По свежим воспоминаниям, чтоб ничего не забыть. Начертила и руны, что удалось запомнить — потом-то можно и забыть! Было всё на деле или привиделось — разберется позже. Всё равно пока идти не может, нужно перевести дух. Заодно отметила, что добросовестно делала зарубки. Кто знает этих призраков минувшего — сотрут ее метки, и попробуй потом докажи, что делала их! Заодно отметила, на какой зарубке наткнулась на расщелину.
Усмехнулась снова, поймав себя на мысли: совершенно ведь не удивится, обнаружив, что пролом волшебным образом затянулся!
Убрала книжку, с трудом поднялась на ноги. С удивлением ощутила: колени трясутся так, что вот-вот подломятся. А ей тащиться аж до самого выхода. И делать нечего: не оставаться ведь здесь! Тяжело опершись на стену, сделала первый шаг. Следом — еще один и еще.
Отдохнуть можно и позже, — решила она. Когда совсем выбьется из сил. Насиделась. А сейчас — идти, пока может. Доберется до флигеля — и напьется воды, и приляжет.
Или чаю, да. Горячего! С густым запахом ароматных трав, с мягкой булочкой, намазанной свежайшим маслом… но это — когда дойдет. Надо дойти.
* * *
— Госпожа! Ох, госпожа, — Кэнди схватилась ладошками за щеки.
Испуганный вид девчонки Фионе не понравился. Что здесь еще стряслось⁈ Она с ног валится, мечтает только о чашке горячего бульона и о мягкой подушке. А тут…
— Кэнди. Что случилось? — мягко осведомилась она.
— Госпожа, вас почти неделю не было, — всхлипнула та. — Я так испугалась! Не знала, куда бежать и кого звать на помощь…
— Неделю? — непонимающе переспросила Фиона, ощущая, как голова идет кругом. — Ты ничего не путаешь? Погоди, — прервала она горничную. — Ты сказала, не знала, кого звать. Ты кого-то все-таки позвала? Ходила в сыскное управление, — сделалось дурно.
Святой Иероним, она так устала! И сейчас вместо отдыха придется куда-то бежать⁈
— Нет-нет, госпожа! — служанка отчаянно затрясла головой. — Я никуда не ходила. Я только ждала, но уже почти отчаялась…
— Кэнди. Ты точно никуда не ходила? Сюда не нагрянут внезапные гости?
— Что? — та захлопала ресницами в недоумении. — О… нет, госпожа, нет! Что вы. Я лишь, — она запнулась.
— А сыщик? — Фиона нахмурилась.
— Нет, его не было, — служанка замотала головой. — Он и не показывался!
— Хочешь сказать — меня почти неделю не было, и он не показывался? И не появлялся, как прежде. Не следил ни за домом, ни за тобой.
— Нет. А сама я никуда не ходила, правда! Никому ничего не говорила. Да я почти ни с кем и не говорю…
— Хорошо, — Фиона с облегчением кивнула. — Ты — умная девушка, Кэнди. И очень смелая, — похвалила она. — Ты молодец, что выдержала и не пошла никуда, — вырвался тяжелый вздох. — Ты правда молодец. Извини, я не хотела тебя пугать… принеси мне чего-нибудь горячего, пожалуйста. Умираю от голода, — она кое-как сбросила с ноющих ног сапоги и потопала в спальню.
После, все после! Чего-нибудь съесть и спать. Потом уже она помоется, наденет чистую одежду… может быть, даже когда-нибудь повторит вылазку.
Но святой Иероним — неделя! Ей показалось — прошло лишь несколько часов. Ее не было неделю… нет, об этом она тоже подумает потом.
Фиона сбросила покрытые пылью подземелий рубашку и брюки с жилетом, свалилась на подушку. Кэнди принесла поднос, но сил уже не было. Буркнув, что поест чуть позже — а пока немного полежит, она провалилась в сон.
Глава 17
Проснувшись, долго не могла понять — где находится, что за день и который час.
Возле подушки валялась стопка отпечатанной бумаги. Фиона долго раздумывала, что бы это могло значить. Что за бумага, и что она делает на постели.
Газета! — дошло наконец. Видно, Кэнди принесла газету и уложила так, чтобы она сразу увидела, как проснется. Так поступить она могла в одном случае: если написано было что-то крайне важное.
Усевшись на постели, развернула страницы.
На первой — изложение очередной дипломатической перепалки. И какой-то заварухи на границе, ей предшествовавшей. Не за этим Кэнди подсунула спящей хозяйке газету, не за этим! Торопливо перелистнула.
На третьей странице нашла: закрытый суд, разбирательство дела молодого барона Гревилль, обвиняемого в преступлении против короны. Вот оно, то, чего она так ждала последние дни! Пробежала торопливо взглядом по строкам.
Слушание закрытое. Наверное, если бы не находился Ронан под стражей — и в газету бы известие о предстоящем суде не попало. Газетчики информацию получили буквально за день до суда. Завтра состоится закрытое заседание… а сама газета за вчерашний день! Иными словами, суд назначен на нынешний день? Если, разумеется, она не проспала целые сутки. А то и больше.
Она жива! Святой Иероним, она жива. И даже добралась к себе. От мысли сердце забилось быстрее, бодрости прибавилось.
Торопливо поднявшись, Фиона направилась умываться. После — облачилась в домашнее платье. На кухне Кэнди уже накрыла стол.
Завтрак! Точнее, судя по сумраку за окном, уже поздний обед. Или даже ужин.
— Сколько я спала? — осведомилась она, усаживаясь за стол.
— Почти сутки, — отозвалась девушка. — Точнее, даже больше. Вчера вы пришли немного погодя после полудня и сразу улеглись спать.
— Ох,