— Поесть мне, правда? — обрадовалась Фиона, поерзала.

На подносе увидела глубокую миску, исходящую паром и мясным запахом. И основательный ломоть хлеба.

— Сидите смирно, без фокусов, — велел сержант хмуро.

— Да уж какие фокусы, — она вздохнула. — Сами видите, как меня скрутили. Дали оправиться, прежде чем связать — и то радует.

— Ну, не совсем же звери. Хоть вы и устроили возле дилижанса.

— Я не хотела. Испугалась, а когда пугаюсь сильно — дар сам вырывается. Не могу его удерживать. Я ведь в академиях не обучалась — чай, не благородная.

— Не только ж благородные в академии обучаются, — укорил ее Секст. — Мой племянник вот учится второй год — а мы из простых крестьян.

— У меня дара толкового никогда не было. В последние года четыре подрос вдруг ни с того ни с сего. После пожара, когда младший чуть не сгорел, — вдохновенно соврала Фиона. — А в дилижансе еще и что-то полыхнуло. Я и не знала, что там может быть что-то горючее!

Он только хмыкнул в ответ.

— Руку я вам одну развяжу, — предупредил он. — Уж простите, больно вы резвая дамочка. Как-нибудь управитесь.

— Мало, что в кандалы меня нарядили, — посетовала она. — И люди там ваши кругом. А я даже не знаю, где мы!

— А всё-таки, — он уселся рядом, принялся возиться с ее веревками.

Освободил ей одну руку, как и обещал. Вторая осталась привязанной за спину. Обе руки, точнее — оба браслета, к тому же соединяла тонкая металлическая цепь. Ее длины хватало, чтоб взять еду с подноса и донести до рта — если наклониться, скрючившись. Но было это до крайности неудобно.

— Уж простите, — развел руками сержант. — Рисковать не могу. Вы ешьте, не торопитесь. А я тут побуду. Послежу.

— Приказ капитана? — вздохнула она.

— Сами понимаете.

— Сержант, а что со мной будет, куда меня? — она взяла ложку и поерзала, примериваясь — как бы так сесть, чтобы не наклоняться каждый раз за кашей. — Капитан сам вынесет приговор и покарает за побег, или передаст нашим?

— А с чего ему вас карать? — удивился Секст. — То есть оно, может, и хотелось бы. Да выгоды с того — ноль.

Фиона хмыкнула. Сунула в рот еще одну ложку с кашей. Горячая! Вкусно. Еще бы сесть нормально можно было. Но это уже — недосягаемая роскошь.

Значит, кассийцам она не нужна. Точнее, нужна — чтобы сбыть ее с выгодой соотечественникам. Большего ей никто не скажет.

Удрать не выйдет. В этот раз за ней будут смотреть в оба. Да, кандалы не блокируют дар мага-садовника. Но наверняка у командиров и колдунов в отряде есть средства определения магии. И, если она начнет колдовать, это сразу заметят. Да и проку с того — ни веревки снять, ни тем более, кандалы она не сможет. Придется ждать, когда ее сбудут манорцам. С выгодой.

А кассийцы, к слову, опять засели на месте. Понастроив укреплений.

— Сержант! — окликнула она, когда он уже выходил с подносом. — А мы еще в Маноре, или уже пересекли границу?

— Сидите уж, — проворчал тот беззлобно. — Вам-то что за разница? И не злите капитана и других такими вопросами, — с этим, закрыв от нее дневной свет ширмой, и ушел. Она осталась.

После сытного то ли завтрака, то ли обеда потянуло в сон.

Наверное, всё-таки обеда, — подумалось Фионе. Сперва ее нашли, потом — доставили сюда. Запихали в этот шалаш — или что это… нет, точно уже не утро!

Определить точнее не выходило. Сочившийся меж неплотно сплетенных сучьев и веток свет позволял лишь понять, что снаружи день. А где солнце — оставалось неясным.

Всё, что оставалось — это ждать. Насколько можно, стараясь не обращать внимания на боль ожогов и ноющее от неудобного положения тело.

Принести ей какое-нибудь покрывало или хотя бы охапку соломы Секст напрочь отказался. И заявил, чтоб ни к кому и не обращалась с этим больше. Тот же Фабий — из благородных, — заявил он. Терпения у него поменьше, может за такую просьбу и кулаком в лицо дать. Не посмотрит, что женщина. Тем более, он из благородных — а такие за женщин только особ своего круга считают.

Странность эту, начисто лишенную всякой логики, сержант тоже любезно разъяснил. Мол, много больно надо тратить состава против пожара, чтоб пропитать целое покрывало или даже шмат соломы для опасной пленницы.

И это при том, что на нее надели браслеты! Капитан, обжегшись на беспечности с пассажирами, теперь перестраховывался. И думай что хочешь об этом, а об удобствах придется забыть, и надолго. Как и о помощи лекарей, и мази от ожогов.

Ладно. Навряд ли новый плен продлится дольше нескольких дней. В конце концов, она знала, куда ехала и зачем!

Фиона сама изумилась своему хладнокровию. Ни малейшей тревоги!

«Ты забыла, — прошелестело на грани слышимости. — Мои корни уже дважды оживали, прорастая в почву…»

Она вздрогнула. Кинула взгляд на ширму, прикрывавшую вход в ее тюрьму. Никто снаружи ничего, похоже, не заметил.

«Я связана, неподвижна и под стражей, — отозвалась она мысленно. — Что ты посоветуешь мне сделать?»

Ответа не последовало. Только окатило ровной волной обреченного понимания.

Заложник безумных фанатиков ничего от нее не требовал. Он просто ждал. Понимая, что может и не дождаться. И тогда… что ждет его самого и весь континент? Их всех.

Где сектанты вообще ухитрились раздобыть мага-садовника, если они все наперечет⁈ — Фиона неожиданно для себя разозлилась. Милн ведь говорил тогда — не найдут. Любой садовник поймет, чем чревата помощь фанатикам. Все они получают достаточную плату за свою работу, чтоб браться за откровенно сомнительное задание.

Ну да. Ненадолго же хватило ее спокойствия.

Хотя она и не за свою шкуру боится. И не кассийцы внушают ей тревогу. Она нервничает из-за того, что фанатики получили способ добиться своей цели.

Совсем скоро над континентом может раскинуться крона первого за долгие столетия Великого древа. Того, что способно самим своим существованием уничтожить эфирные зеркала. И тем самым устроить небывалый шторм магической энергии над всей Нижней долей. Загадочного растения, умеющего напрямую говорить с разумом человека, который находится далеко.

«Если бы еще каждый слышал, что я к нему обращаюсь».