Зачем кассийцам похищать ее?

Девушка была исключительно немногословна и пуглива. О себе почти ничего не рассказывала. Обронила только, что ехала к родным в Норидж.

К родным ли? Никто ведь не поручится, что девица — та, за кого себя выдавала. Быть может, она тоже — одна из подчиненных Кесселя. А может, она — вроде Доротеи Луин, — подумалось вдруг. Тоже связана с фанатиками. А может, с кассийцами.

Пришлось напомнить себе, что ее, Фионы, это едва ли касается.

И ведь правда не касается! Вот только грызло что-то подспудно. Соображение, которое никак не могло оформиться в слова. Или предчувствие?

А что, если спросить о девчонке Секста? Или даже самого капитана. Вот подловить момент, как он будет поблизости, и спросить! И плевать, что привлечет к себе внимание.

Или нет. Сделать так, чтобы вопрос задал кто-нибудь из пассажиров! Но это всё завтра. Не заводить ведь нытье перед сном.

— Надо оставить для нее место на скамейке возле входа, — высказалась она всё-таки. — Наверняка заявится ночью! Так чтобы не будила никого.

— Вы так уверены, что она вернется? — толстяк-торговец недоуменно на нее уставился.

— Если правда ушла с этим кассийцем — а больше ей деться было и некуда! Уж во всяком случае, солдаты ни за что не пропустили бы ее. Так вот — это странно, конечно. Но если ее забрал сержант — он должен вернуть ее. Не будет ведь она торчать в солдатском лагере до утра! Тем более, днем.

— Да, пусть укладывается у двери, — нахмурилась старушка. — У меня и так все бока болят на этих скамьях и тюфяках! Спать на полу в карете, — она покачала головой. — Если эта свистушка заявится в ночи, она точно меня разбудит! И я потом до утра не усну.

Вот и удалось заронить в их головы нужную мысль.

Фиона, разумеется, не думала, что девушка и впрямь вернется в ночи. Но, не дождавшись ее, наверняка уж поутру кто-то из пассажиров спросит о ней.

Взять хоть этого сухопарого! Он ведь, когда карету задержали, так и рвался устроить кассийцу допрос. Да и тетушки — не промах.

Три дня уже здесь торчат, — подумалось ей, когда уже засыпала. И еще придется столько же… если не дольше.

* * *

Фиона замерла, когда наступила тонкой подошвой туфли на что-то твердое.

Она сдавленно зашипела. Неожиданно острая каменюка вдавилась в ступню — теперь, наверное, синяк будет. Прокляла собственное решение соблюсти видимость почтенной матроны в полной мере и обуться не в добротные башмаки с толстой подошвой, как у военных сапог, а в щеголеватые туфли состоятельно горожанки.

И как этот камень не стесало на дороге колесами бесконечно проезжающих повозок и экипажей? Фиона наклонилась поглядеть и чуть не вскрикнула.

Под ее ногой сверкнуло серебристым — это не камень! Она присела, вгляделась. И поняла, что это — серебряная заколка с желтоватой яшмой, втоптанная в твердую укатанную почву. Это с какой же силой нужно было наступить на украшение!

Она выковыряла заколку, прикрывая пальцами, спрятала в рукав.

Заколка была ей знакома. Именно она скалывала прическу пропавшей девушки, их попутчицы. Фиона уверена была, что это — та самая.

Должно быть, девушка сопротивлялась… заколка свалилась с головы, и ее, не заметив, затоптали в пылу борьбы. Вон как ее покорежило!

Фиона оперлась локтем на колено, по-прежнему сидя и задумчиво осматривая часть дороги перед собой. Никаких следов, разумеется, видно больше не было. Дорога — сухая, твердая, дождей не было давно. Следов от обуви на ней и не могло остаться. А если в пыли что и сохранилось — так пассажиры дилижанса давно всё затоптали. Никто б ничего и не заметил, если бы не случайно потерявшаяся заколка. Как еще раньше не наткнулся никто!

Значит, девчонку уволокли силой… не ради нее ли одной захватили весь дилижанс? Фиона подняла голову, оглядела широкое поле с биваками в отдалении.

Самое интересное — никто ничего и не услышал.

Когда же произошло похищение? Очевидно, тогда, когда никто не мог видеть этого. Ночью или рано утром, значит. Хотя… каждую ночь кто-то из мужчин спал на крыше экипажа. Не могли ведь они не заметить борьбу? Наверняка должен был быть топот, ругань. Девчонка сопротивлялась, пыталась позвать на помощь. И никто ничего не слышал⁈

Когда же она в последний раз видела девчонку? Как назло, та была тихой и незаметной. На ее отсутствие не сразу и внимание обратили.

— Что такое, вам дурно? — раздавшийся за спиной голос заставил вздрогнуть.

Она обернулась — та самая тетушка. Которая сперва выступила поборницей морали, а потом — взялась очернять пропавшую спутницу.

— Всё в порядке, — она выдавила улыбку. — Я просто увидела цветок, — под ее рукой расцвел чахлый одуванчик на коротком стебле, почти у самой земли. — Знаете, если бы в туфлю не угодил камешек, и не заметила бы, — и подвинулась чуть в сторону. — Удивительно, не правда ли? Оживленный тракт, кареты и всадники так и ездят туда-сюда. А он пробился и расцвел. Это ли дне чудо? — она добавила в голос благоговейных интонаций. — Поистине, велик Творец мира сего…

— Вы остановились полюбоваться сорняком? — изумилась тетушка.

— Ах, в нашем положении следует замечать всё прекрасное особенно тщательно, — отозвалась Фиона. — Кто знает, сколько еще нам отпущено в этом мире?

Та смерила ее негодующим взглядом.

— Знаете, мне порой так страшно, — поведала Фиона доверительно, видя откровенное раздражение на ее лице.

— Здесь всем страшно, — зло отозвалась тетушка. — Еще вашего нытья не хватало!

— Вы ведь сами спросили, — отозвалась Фиона, изумленная выпадом.

— Не оправдывайтесь! Противно звучит, — собеседница покривила губы. — Из-за таких, как вы, все несчастья обычно и происходят! Вы труситесь за свою шкуру, а на остальных вам плевать!

— Вы, — вконец озадаченная Фиона запнулась. — Что вы метете⁈

Та раскрыла было рот, готовая разразиться новой тирадой. Но замолкла, глядя на что-то за ее плечом. Фиона обернулась.

По полю прямо к ним размашисто шагал капитан. И вид у него был самый, что ни есть, мрачный. Она поневоле подобралась. Что еще могло стрястись?

Глава 11

—