— Мы от Укоя свернули к западу, — неохотно отозвался второй водитель. — Там дорога оказалась размыта, и в лесу несколько деревьев повалило. Пришлось бы долго ждать, пока расчистят. Сделали крюк, чтоб добраться вовремя до Нориджа.

Фиона вызвала в памяти карту. Она могла бы, конечно, достать ее из саквояжа — но привлекать внимание не хотелось.

Норидж лежал к северо-востоку от Филара. От Укоя дилижанс должен был свернуть на западный тракт. Но поскольку тот оказался временно непроходим, отправился, видимо, по южному. Видимо, чтобы срезать путь — северный тракт слишком сильно забирал к побережью, так что они потеряли бы, по меньшей мере, полдня. Должно быть, водители решили, что риск не так велик, и что до тракта кассийцы не добрались.

А кассийцы, вероятно, не ожидали увидеть экипаж, выехавший из леса? И не могли позволить ему проехать в виду своих биваков.

Насколько же они, в таком случае, застряли? Кассийцам дилижанс с его пассажирами тоже явно в тягость. А значит… их должны отпустить, как только отряды завершат выполнение маневров.

* * *

Стоило отдать кассийцам должное. Незадолго до обеда они вытащили из кареты всех мужчин. Как оказалось — их погнали под надзором солдат к лесу.

Вернулись пассажиры дилижанса, груженые длинными свежими жердями. И принялись под командованием всё того же многострадального сержанта Секста забивать их в землю на расстоянии друг от друга, огораживая участок с небольшой огородик. Затем — переплели получившуюся редкую изгородь длинными стеблями тростника, так что получилась эдакая ограда для скотного двора.

Как оказалось, загородку сделали нарочно для женщин — ну, а заодно и для мужчин, чтоб прикрыть от взглядов солдат. Всё-таки не совсем бесстыжие твари эти солдафоны, — высказалась одна из тетушек.

Как оказалось позже, изнутри этот загон даже разделили на две части — женскую и мужскую. Пощадили скромность военнопленных, значит.

На дамской стороне даже соорудили нечто вроде большого ящика с сиденьем. Грубо, но добротно. И вполне удобно, как оказалось — на удивление.

Дальше — пассажирам объявили, что выходить можно чаще трех раз в день. И не только к загородке, но и просто размяться. Правда, выходить разрешили группами не меньше, чем по пятеро, и только в светлое время. Водители отодвинули дилижанс от обочины к середине тракта. После завтрака и до заката пассажиры могли выходить и гулять по дороге вдоль кареты. В поле спускаться можно было, только чтоб зайти в загородку.

Не бог весть что, но уже много лучше, чем было!

После обеда пассажиры все разом, не сговариваясь, ринулись наружу. Перед дилижансом разом сделалось тесно.

Пришлось разбиться по двое-трое и гулять, взявшись за руки. Десятеро пассажиров, двое водителей. Водители, правда, после пары кругов полезли на козлы. Охранники не возражали — коней давно выпрягли, и они паслись неподалеку. Так что можно не опасаться, что два водителя внезапно попытаются удрать в пустом дилижансе, бросив пассажиров.

Но нет — те взялись что-то чинить и поправлять. Видимо, чтоб не терять времени, когда их всех таки отпустят. А может, чтоб не думать — чего ждать, и когда их отпустят на самом деле.

Жизнь сложилась на удивление размеренная. Спали в карете, улегшись на лавки и на пол. Водители разыскали в своих запасах какие-то дерюги, кассийцы выделили пару тюфяков. Мужчины по очереди выбирались спать на крышу. Против этого кассийцы не возражали — видимо, им главное было, чтоб пассажиры все были на виду и не ошивались вокруг кареты. Еду приносили строго ранним утром, в полдень и незадолго до заката. Днем гуляли вокруг кареты. Кто-то иногда дремал после обеда. Так миновали три дня, не принесшие никаких перемен.

Фиона думала о том, что стоило бы удрать — уж она-то доберется как-нибудь до цели. Вот только днем все были на виду. А ночью из карены не высунешься.

Попыталась было заикнуться, чтоб в одну из ночей уступить свое место на скамье кому-нибудь из мужчин. Мол, душно спать в карете.

Какое там — ее и слушать не стали. Один из водителей даже отчитал за легкомыслие — мол, ночами на открытом воздухе свежо. А порой — и сыро! О чем она думает? Что они все станут делать, если она простынет и сляжет с горячкой? Никакие аргументы — что она закалена, и у нее всегда было крепкое здоровье, не подействовали.

Настаивать, привлекая внимание кассийцев, не рискнула.

* * *

Дело было чуть спустя после заката. Аккурат перед тем, как пленники дилижанса спрятались в карету от вечерней прохлады, заявился капитан Квирин Ромилий. И жизнерадостно поведал, что их милое дорожное приключение затянется несколько дольше, чем предполагалось.

Какой длительности оно предполагалось изначально — никто не рискнул спросить. А он не счел нужным уточнять. Принес весть — и ретировался.

— А где та девочка? — спросила вдруг одна из тетушек — та самая, что жаловалась на «ужас» в исполнении кассийских солдат.

— Эта молоденькая вертихвостка? — желчно осведомилась вторая. — Я видела, как она кокетничала с этим сержантом! Солдафоном.

— Секстом? — подала голос Фиона.

— О, вы запомнили имя этого кассийца, — ехидно протянула женщина. — Только зря! Вы, милая, вряд ли сумеете провернуть тот же фокус — возраст не тот! — и она зло рассмеялась. — Так вот — эта девица крутилась перед ним лисицей на лапках.

Фиона едва не поперхнулась воздухом. Это что за выпад⁈

Глянула растерянно на мужчину в коричневом камзоле напротив — и поймала злорадный взгляд. Вот же еще старая дева в брюках! Не лучше языкастой кумушки. А та с чего злословит? — подумалось ей. Ни с того ни с сего. Странно ведь, если так приглядеться. Сама же в ночь, когда выехали, строила из себя блюстительницу нравов! Пихала локтем соседку, чтоб прекратила приставания солдафона к беззащитной девице. Если только… хочет отвлечь внимание от ее исчезновения?

Не только отвлечь, но и найти ему пристойное объяснение.

А ведь девчонка не выглядела прожженной кокеткой. И кассийцы вызывали у нее явную оторопь. Строить глазки кому-то из солдат, а потом и вовсе с его помощью выбраться из остановленного дилижанса? Ой, сомнительно!

Тем более, что и сержант едва ли посмел бы ослушаться приказа.

А если он поддался чарам девушки и вывел ее… значит, командование приказало ему именно это. Как минимум, не возражало.

И куда мог сержант деть девицу? Отправить в бивак, объявив товарищам, что это —