Серафина стойко снесла перемены. Судя по всему, она нашла утешение в церкви; к тому моменту, как Джулиус вернулся из школы на каникулы, она уже покончила с юридическими формальностями. Серафина даже позаботилась о смене его фамилии; Джулиус не возражал.

И вот тем летом Джулиус Гунасекара превратился в Джулиуса Коммона. Ноэль продолжал платить за своего сына, но больше с ним не виделся; в последний раз они встречались, когда Джулиус убедил отца передать ему право владения компанией, которую они основали для продажи идентификационной системы.

Та встреча была холодной и довольно краткой. И если уж на то пошло, то для Джулиуса она возымела совсем не тот эффект, которого можно было бы ожидать. Ноэль был предпринимателем. Джулиус – нет. В компании матери его жизнь превратилась в череду простых вех: сдать экзамены, пройти этапы корпоративной карьеры.

Коммон не слишком расположен к разговорам об этом периоде жизни. Не осталось ни фото, ни знакомых, готовых побеседовать о тех временах. Пока мы шагали по залам всемирно известного Золотого храма Канди, где к нашим голосам примешивались ароматы благовоний и древняя поэзия буддистских песнопений, Джулиус сбивчиво рассказал мне о случившемся.

Сделки с биткойн-платежами сошли на нет. Книги по философии отошли на задний план. Мало-помалу он становился более общительным и вместе с тем начал исчезать из своего прежнего мира – мира идей и программных кодов. Прилежное родительство Серафины оттолкнуло ее сына от компьютеров в сторону более приемлемой жизни – ее жизни, состоявшей из блестящих резюме и карьерных лестниц.

Данные по успеваемости Коммона – сохранившиеся в анналах древних баз данных, а затем извлеченные, распечатанные, подписанные и продемонстрированные мне – показывают, что он стабильно получал пятерки по истории, математике, естествознанию и информатике. Достаточно, чтобы поступить в университет, хотя в Оксфорд, которым он так восхищался, Джулиусу попасть не удалось. Исполнить эту мечту ему было не суждено.

А как же системы? Однажды на Шри-Ланке во время паломничества я завел разговор о собственной компании Джулиуса и его экстраординарных технарских талантах.

– Люди много думают о том, как сломать систему, как стать независимым, как вырваться на свободу – об этом все вдохновляющие речи в духе «открой собственный стартап», – спокойно ответил Коммон. – Но для этого нужно иметь свое видение. Бунтари, у которых нет идеалов, заканчивают жизнь несчастными и без гроша в кармане. На тот момент я думал: вот путь – единственный путь, который я могу себе представить. Я взберусь на вершину, и когда доберусь туда через пять, десять лет, то осмотрюсь по сторонам и подумаю над тем, какие у меня есть варианты. Будем реалистами – всерьез заняться бизнесом в таком возрасте мог только богатый или на редкость глупый паренек. Богатым я не был. Да и идиотом тоже. У меня были сомнения.

Так что я выбрал безопасный вариант. Старался меньше тратить. Откладывал деньги. Учился. Мои знакомые трахались и надирались в хлам – иногда успевая и то, и другое разом. Я работал. И за это время усвоил одну вещь: не стоит показывать людям, насколько ты действительно умен. Их это пугает. Нужно всегда немного выставлять себя дурачком, быть ближе к людям, быть более предсказуемым. В общем, ты понимаешь. Там, где это важно, держи экзамен на отлично, но в остальном будь чуть глупее, чем ты есть, смейся над шутками, дай себе немного поныть. Тонкости общения – они помогают добиваться своего.

В 2018 году Ноэля Гунасекару арестовали за нападение и рукоприкладство в отношении бывшей жены. Тогда на него заявил сын. Серафина Коммон попала в больницу с трещинами в двух ребрах и травмой головы. Доктор, который помнил об этом случае, рассказал, как однажды в палату заявился худощавый мужчина грозного вида; его глаза были красными от ярости, по щекам катились слезы. И сын той женщины – белее и ниже ростом, с маниакальным огнем в глазах – набросился на отца и был зверски избит, едва оставшись в живых. Мужчину увела полиция.

Сына положили на соседнюю с матерью койку.

Коммон мне об этом никогда не рассказывал. Но однажды я нечаянно сболтнул о том случае.

– Как ты об этом узнал? – спросил он.

Я рассказал.

– Как ты нашел того доктора?

Через поисковый сервис «Номера», разумеется. Джулиус немного помолчал.

– Думаю, на сегодня хватит, Пат, – наконец произнес он. – Давай вернемся к этой теме после твоего следующего задания, договорились? – Его лицо приняло отстраненный вид.

Когда я попытался снова отыскать номер Ноэля Гунасекары, то ничего не нашел.

Я не знаю, каково провести детство с жестокими родителями. В моей семье такого не было. Но у меня есть несколько знакомых, которые прошли через подобный опыт, и все они имеют одну общую черту – пылающий гнев, который непрерывно бурлит у них внутри. Но это не тот гнев, который питает человеческое упорство, а лишь слабая кислота, которая разъедает их изнутри и отталкивает окружающих. Иногда я вижу это и в Коммоне. Я почти могу представить его семнадцатилетним: молодым, угрюмым, призраком, живущим в родительском доме.

Но затем все встало на свои места.

– И вот однажды мою мать вдруг начало тошнить, – как-то раз поделился со мной Джулиус за разговором о наших родителях. – У нее уже давно были проблемы с самочувствием, так что мы не придавали этому большого значения. Короче говоря. Я отвез ее в больницу. Знаешь, что у нее нашли?

– Нет, – признался я.

– Лейкемию, – ответил Коммон. – Доктор не знал, как сообщить нам эту новость, но в итоге вышел и просто сказал: «У нее четвертая стадия». Она же последняя. Лучшее, что мы можем, добавил он, это сделать так, чтобы последние дни она прожила счастливой.

Восемнадцать лет – долгий срок. Достаточно, чтобы жена охладела к мужу; достаточно, чтобы сын успел вырасти, не зная, да и особо не заботясь о том, через что довелось пройти его родителям. Думаю, Джулиус заметно отдалился от матери. Он, к примеру, не помнил, что ей нравилось, а что нет – если не считать ее дотошности в оплате счетов. Он не помнит, что она носила и чем занималась в свободное время. Не знает, что делало ее счастливой. Как и многие из растущих детей, Джулиус низвел свою мать до источника пищи и чистой одежды – фоновый шум, не более того. Подвох в том, что большинству из нас выпадает второй шанс –