NumberCorp неслась вперед, как хорошо смазанная молния, и я находился если не на самом ее острие, то как минимум рядом с ним.

Я мог бы рассказать о многом, но, думаю, в целом чтение об этих воспоминаниях стало бы для вас напрасной тратой времени. Достаточно заметить, что после объявления о «Сделке с Facebook» события стали развиваться гораздо быстрее. В Долине мало что сравнится с инвестицией от представителя «Большой четверки». К нам будто прицепили ракету Mars V.

Для нашей основной работы Энистон задала четкие цели – с безжалостной точностью повторить те методы, которые мы уже довели до совершенства в Соединенных Штатах: вначале банки, затем – бизнес, привлекавший клиентов своей эксклюзивностью. Верно, в этих водах мы действовали с осторожностью, но первый этап осады уже начался. В общей сложности у нас было около 600 миллионов пользователей.

В кабинете, который занимали мы с Вуртом, висела копия диаграммы, некогда нарисованной для нас самим Джулиусом. ДЕНЬГИ. ВЛИЯНИЕ. РАЗВЛЕЧЕНИЯ. ЗАНЯТОСТЬ. ЭКСКЛЮЗИВНОСТЬ. Рядом с ней был приколот список:

«Вашингтон. Банки; большая часть развлекательных компаний первого и второго круга; большая часть ресторанов первого и второго круга; крупные корпоративные тендеры и контракты.

Нью-Йорк. Банки; все развлекательные компании первого и второго круга; все рестораны первого и второго круга; крупные корпоративные тендеры и контракты; экспериментальная система, социальные связи.

Сан-Франциско. Все согласно спецификации. Ждем (эксперимент): ранжирование стартапов и инвесторов, интеграция между венчурными компаниями и трастами + штрафы».

Те же идеи, мало-помалу прибиваясь к нашим берегам, курсировали во всех городах, где нам довелось побывать. «Бангкок: рейтинг секс-работников??? Коломбо: как обеспечить доверие к политикам/демагогам? Лондон: полицейские участки? Парламентские рейтинги?»

Поговаривали, что Гарвард и другие университеты Лиги плюща стали предлагать стипендии: только теперь речь не о малоимущих, а о низкорейтинговых студентах.

Был ли я слеп? Зачастую суть компании сложно разглядеть изнутри. В какой-то момент из XCorp, производящей это, это и еще вот это и имеющей оценочную стоимость во столько-то миллиардов, она превращается в XCorp, где я просиживаю штаны напротив этого, этого и еще вон того парня. С людьми то же самое: нам крайне сложно увидеть себя в точности такими, какие мы есть, ведь мы так долго живем в собственной шкуре, что просто не можем быть объективны. Близкое знакомство порождает презрение, но, наверное, правильнее будет сказать, что близкое знакомство взращивает слепоту. В течение года этот список носился над Ямой, а я был слишком слеп, чтобы как следует в него вчитаться.

Я твержу себе, что должен был держать это в голове. Должен был понимать, что на самом деле происходит, когда Ибрагим и его интеграционная команда уезжает на три-шесть месяцев, а потом возвращается под всеобщие рукоплескания. Мы имели дело с целыми городами; миллионами жизней, которые мы незаметно направляли в новое русло.

Возможно, следующие обстоятельства помогут вам понять, почему мы уделяли этому так мало внимания. 2030-е были, мягко говоря, непростым временем. Мы занимались рекламой, но на тот момент были как никогда близки ко второй холодной войне. Пара реактивных самолетов, пролетевших над южным Китаем, обернулись угрозами. Угрозы в руках политиков превратились в риторики и эмбарго. Китай вежливым и добродушным тоном намекнул на экономические санкции и полную остановку всех крупных поставок в США.

Высокотехнологичная индустрия была на подъеме. В нашу сторону потекли оборонные контракты – особенно от правительственных органов киберзащиты. SpaceX и NASA готовили новую миссию по колонизации Марса и разбирались с тем, что пошло не так в первой. Акт Тьюринга, запрещавший нанимать ИИ, если с работой мог справиться человек, подвергался пересмотру. Кремниевая долина возлагала большие надежды на будущее. По-настоящему пленительные надежды.

И посреди всей этой шумихи находились мы. Нас нельзя было назвать горячей штучкой. Приложение Facebook люди открывали по тридцать раз на дню. «Номер»? Ничего подобного. «Номер» существовал где-то на фоне. Джулиус однажды сравнил его с зубной щеткой: она всем нужна, но вспоминают о ней всего дважды в день. Посреди всеобщего хаоса на нас не обращали ни малейшего внимания. Нам оставалось лишь распустить щупальца и продолжать учиться, постоянно учиться, как амеба, проникающая в саму ткань мироздания.

Однажды мы сидели в «Лосиной голове», думали и выпивали.

– Почему он так одержим Китаем? – спросил Вурт. Мы, разумеется, обсуждали Джулиуса.

– Не знаю, – ответила Энистон.

– Мы собираемся туда расширяться?

– Нет, все дело в коде, – мрачно заметил Ибрагим, закуривая сигарету. – Некоторые части ядра написал какой-то китаец. Думаю, Джулиус пытается его выследить.

Мы обдумали его слова.

– Но зачем?

– Он вносит в номера хаос, – ответил Ибрагим. – Это эмерджентные эффекты. Без всяких очевидных причин. Модуль религии не работает как нужно. Система ведет какие-то политические подсчеты, но мы и понятия не имеем, что это за чертовщина.

– Ты не можешь разобрать ее на части?

Но нейронные сети так не работают. Модель придется построить с нуля, заново обучить и перепроверить. Одна маленькая ошибка может обернуться гигантским провалом.

– Неподходящий сейчас момент для поисков китайца, – заметил Ибрагим, не обращаясь к кому-то конкретному.

Мы согласились и снова выпили.

– А у тебя что нового? – спросил Ибрагим.

– Рестораны, – ответил Вурт.

– Рестораны?

– Они начали пользоваться номерами, – объяснил Вурт. – Сначала несколько крупных сетей, верхний ценовой сегмент, заведения на пять звезд. Помните ресторан «У Цезаря»?

Мы помнили ресторан «У Цезаря».

– Теперь они позволяют бронировать столики только тем, у кого номер вроде как не ниже восьми тысяч? – добавил Вурт.

– Это уже ни в какие ворота, – сказал Ибрагим. – Теперь нельзя даже поесть, если ты не знаменитость, да?

– Такие места всегда отличались эксклюзивностью, – возразил Вурт. – Сейчас продажи у нас просто бешеные.

– А еще клубы, – вставил я.

– И клубы, – подтвердил Вурт. – Все эксклюзивное.

Я и правда был слеп.

Жизнь устаканилась и вошла в приятный ритм. Каждый день я просыпался у себя в квартире. Стены с отделкой под кирпич, явно японская гора на настенном экране и я, резко подрывающийся с кровати. Пока я метался по дому, Google Home играла мне музыку. Моя одежда не отличалась разнообразием: джинсы, туфли, футболка NumberCorps. Мне выдали футболки пяти разных цветов, и я менял их с религиозным рвением. Черную всегда берег для пятницы,