– Нану, откуда это у тебя?

Ее взгляд метнулся за спину, и я вырвала руку. Все во мне призывало обнажить меч. Но могла ли я? Могла ли я поднять оружие на собственную бабушку? Я положила свободную руку на кинжал, и у меня в груди что-то сжалось. Я не могла избавиться от этого чувства, от этого бурлящего внутри ощущения, что что-то не так. Мой взгляд вернулся к семенам. Почему зораат был здесь? И если он был здесь, то вполне возможно, что женщина, стоящая передо мной, – не моя бабушка.

– Ты не моя Нану, не так ли?

Она с любопытством посмотрела на меня, как будто вопрос сбил ее с толку. Я осмотрела ее тело в поисках чего-нибудь еще, что могло бы доказать, что это действительно она, – в поисках той единственной физической улики, которую человек должен сохранить, прежде чем сможет изменить внешность.

Но я не нашла ничего. Она была точно такой же, как прежде: ее же глаза, ее же обветренные руки, каждая прядь серебристых волос. Даже запах у нее был тот же – древесный, горный, с нотками цветов крокуса. Ее кожа была цвета пергамента, глаза ярко горели – она все еще была моей бабушкой.

– С чего бы мне притворяться кем-то другим? Это не помогло тебе отомстить, не так ли, девочка? – В ее голосе не было жестокости, она скорее констатировала факт, как будто ей было просто любопытно.

Я открыла рот, но слова застряли у меня на языке. Смятение боролось со страхом и чем-то еще, бурлившим где-то в глубине. «Месть. Месть. Месть», – услышала я. Но на этот раз эти слова предназначались не мне.

– Я видела, как твой Мазин въехал в город с тобой, – продолжила Нану. – Разве это не он отправил тебя в тюрьму?

Я наморщила лоб, расстроенная резкой сменой темы.

– Что случилось с Нур? – повторила я.

И где же Мазин? Я бросила взгляд в коридор, надеясь увидеть его там. Сила джинна все еще была у меня на кончиках пальцев, но чем меньше я буду ею пользоваться, тем лучше. И я, конечно, не хотела использовать ее против Нану. Я снова посмотрела на семена на прикроватной тумбочке. Если моя бабушка употребляла их, неизвестно, что она могла натворить. Но для чего ей понадобилась сила джинна?

– Нур слаба, – отрезала она. – Я удивлена, что ты окружаешь себя такими людьми, как она. Как Мазин. Людьми, которые находятся рядом с тобой только для того, чтобы впитывать твою силу. Ты воин, как и твоя мать. Тебе не нужно окружать себя слабаками, как это делали твоя мать с твоим отцом.

У меня перехватило дыхание от ее слов, от того, что они значили. Я почувствовала невероятный жар, который начал растекаться по моим венам. Что-то большее, чем сила джинна, что-то, что изменило все мое восприятие мира вокруг. Я знала, что моя бабушка и мой отец не слишком хорошо ладили, но я не представляла, насколько велика была ее неприязнь. Я отступила назад и наткнулась на дверь позади себя. Нану никогда так не отзывалась о моих родителях – никогда.

В глубине моего сознания промелькнуло мимолетное воспоминание о том, что было до того, как мою мать убили. Воспоминание о моей Нану как о совершенно другой женщине. Не такой молчаливой и замкнутой в себе. И я вспомнила ту ночь, когда убили мою мать. То, как она выла и рвала на себе волосы. То, как она кричала и отталкивала меня. Как мой отец пытался успокоить ее, хотя он только что потерял жену. Но она не хотела ни с кем разговаривать, она просто ушла из дома и стала жить одна в деревне. После смерти моей матери Нану стала отстраненной, как будто какая-то часть ее самой тоже умерла. Но то, как сейчас блестели ее глаза, было похоже на то, что в ней что-то ожило. Как будто под кожей у нее поселилась гадюка.

По моей спине пробежали холодные мурашки страха, когда она стала приближаться ко мне, широко распахнув светлые глаза.

– Баба не был слабым, – медленно произнесла я, пытаясь понять, что происходит. – Он был самым сильным человеком, которого я знала.

– Значит, ты недостаточно хорошо знала свою мать. Она могла бы править северными племенами. Но вместо этого она выбрала твоего отца и приехала сюда. – Она сплюнула на пол. – И дала себя убить.

– Маму убил человек из северного племени, Нану. В этом не было вины Бабы.

– Он позволил ей уйти туда без защиты. Он разозлил военачальника, отказавшись изготовить для него меч, и тот убил ее. Ее смерть была на его совести в той же степени, что и на совести человека, который перерезал ей горло.

У меня закружилась голова, когда я осознала, что Нану чувствовала это всю мою жизнь. И я не замечала этого до сегодняшнего дня. А теперь я увидела все. Я почувствовала себя так, словно на меня обрушились небеса, и мне стало трудно дышать. Мою грудь сдавило, я была готова взорваться от напряжения, глаза горели, хотя слез не было.

– Военачальник, – сказала я, с трудом выговаривая слова, – северный военачальник, в убийстве которого меня обвинили. Это была ты, не так ли?

На ее лице было написано подтверждение. Губы сжались, нос вздернулся. Она выглядела виноватой, но в то же время… гордой? Вождь северян был убит, и все это время я думала, что это Вахид пытается подавить восстание. Но это было дело рук моей бабушки, которая преследовала собственную месть, тем самым обрекая меня на этот забытый богами путь.

Я отшатнулась и словно набрала в рот песка, а мои руки, покрытые следами магии джинна, дрожали. Причиной всего этого, всех смертей и моего тюремного заключения была моя бабушка.

– Он был тем, кто убил твою мать, – подтвердила она, протягивая ко мне руки. – Я знала, что он приедет в Басраль, – впервые за много лет с тех пор, как убил мою девочку. Я никогда до этого не испытывала такой потребности в возмездии. Он украл у меня мою жизнь. И когда я думала, что взорвусь от несправедливости всего этого, ко мне явился джинн. Я выторговала себе