– К сожалению, его больше нет с нами. – Маз отвел взгляд от Касильдо. – Он мертв.

Я прижала руки к груди:

– Какая жалость. Как он умер?

– Он был предателем! – Голос Касильдо разнесся по комнате прежде, чем Мазин успел ответить. – Он и его семья пытались предать императора. Их арестовали и казнили.

Я стиснула зубы. Не всех.

– Вот как? Тогда это делает его ножи еще более ценными. – Я заставила себя приподнять уголки губ.

Касильдо ответил мне елейной улыбкой:

– Читаете мои мысли. – Он снова повернулся к витрине. – Думаю, здесь вы сможете найти клинок, похожий на тот, что вы видели.

– О, прошу, покажите.

Я уже приметила нож, который он хотел мне показать, как только увидела коллекцию своего отца. На рукояти этого ножа была вырезана голова северного горного волка, не такого крупного, как халмасти, хотя, по словам моего отца, не менее свирепого. Но я и так очень скоро снова завладею всеми этими мечами. Сейчас я просто заговаривала Касильдо зубы.

Я заговаривала ему зубы рассказами о том, что я богата, влиятельна и могу позволить себе дорогие безделушки не задумываясь. Потому что это тоже позволит попасть ко двору императора. То, что Мазин тоже был здесь, было для меня как нельзя кстати.

Я взглянула на кинжал, о котором шла речь, и восхищенно вздохнула, как будто все это время не знала, где именно он находится:

– Да ведь он так похож на тот, что я видела! Я должна заполучить его.

– Боюсь, обойдется он недешево, поскольку этот кинжал из моей частной коллекции.

Мазин встал у меня за спиной, и я бросила взгляд через плечо. Он был удивительно спокоен и наблюдал за Касильдо затуманенным взором. Но затем его глаза метнулись к моим. На секунду я забыла, что притворяюсь кем-то другим. Я забыла, что смотрю на него незнакомыми глазами. И когда он встретился со мной взглядом, он, должно быть, заметил это, потому что его глаза расширились и он склонил голову набок, словно решал головоломку, которую никак не мог разгадать.

Я спохватилась: я ведь хотела заинтриговать его, а не вызвать подозрения. Я хотела, чтобы он мечтал о новой встрече со мной, а не натравливал на меня своих солдат. Повернувшись к Касильдо, я рассеянно махнула рукой, будто говоря, что любая сумма будет для меня несущественной. Что было правдой: я отдала бы что угодно, чтобы вернуть наследство своего отца. Но это было сделано для того, чтобы создать иллюзию, которая нам нужна, чтобы захватить Басраль.

– Моя слуга предоставит нужную сумму.

Я кивнула Нур. Касильдо с трудом сдержал улыбку, такую широкую, что она едва скрывала его ликование. Внутри меня разлилось тепло: план складывался воедино, как замысловатый узор на мече. Касильдо должен был понять, какие большие у меня были возможности. Чтобы, когда он решит попытаться их отобрать, я уничтожила все, что есть у него.

Вскоре после этого мы ушли. Касильдо пересчитывал свои новые монеты, а один из кинжалов моего отца аккуратно лежал в богато украшенной шкатулке у меня на коленях.

Удовлетворение, которое я испытывала, исчезло, оставив после себя опустошающую горечь, вызванную тем, как выглядел Мазин перед нашим уходом. Он не встретился со мной взглядом, когда прощался, и не попытался взять меня за руку, чтобы поцеловать ее, а ведь так я могла начать закладывать фундамент своего соблазнения. Вместо этого все время, пока мы выходили из великолепного дома Касильдо, Мазин не отрывал взгляда от этой шкатулки.

Девятнадцать

Ранее

ЯСТРЕБ

Баба заставил меня тренироваться с Мазином, его способности были намного слабее моих. Маз тренировался и с другими солдатами, но император решил, что ему нужно больше.

– Этот мальчишка ни на что не годен, – ворчливо пожаловалась я отцу, когда он провожал нас на тренировочный плац позади кузницы. Хотя «плац», пожалуй, было неподходящим словом: земля была настолько изрыта, что больше походила на полный грязи двор или поле, поросшее редким кустарником. Но это было мое любимое место в мире.

– Победа в битве зависит не от мастерства, Дани. Главное – сердце. И у Мазина оно большое.

Мой отец оставил нас одних, чтобы мы провели спарринг. Я ступила на землю с тальваром в руке, наблюдая, как Маз сжимает в руке слишком большой скимитар.

– Пытаться улучшить твое боевое мастерство – все равно что благотворительность. – Я бросилась вперед и выбила из его руки оружие прежде, чем он успел моргнуть.

И все же он не прекращал попыток. Я проделала это еще трижды, а затем воткнула свой тальвар в землю и, зевнув, оперлась на него. В последний раз победить Маза оказалось сложнее, чем я думала, но я не хотела, чтобы он видел мое удивление. Он стал лучше. Не то чтобы я собиралась говорить ему об этом.

Он поднял свой меч с земли, стиснул зубы, и на его челюсти дернулся мускул. Я подумала, что он снова сделает выпад, совершит то же бездумное движение. Но вместо этого он опустил клинок и посмотрел на меня:

– Я голоден, давай остановимся ненадолго.

Я фыркнула:

– Настоящая причина, по которой ты хочешь остановиться, в том, что ты больше не хочешь быть побежденным.

Он раздраженно выдохнул и тоже воткнул свой клинок в землю, копируя мою стойку:

– Тебе когда-нибудь говорили, что с тобой невозможно подружиться?

Я издала удивленный смешок:

– Так вот что ты делаешь? Пытаешься со мной подружиться? У меня полно друзей, больше мне не нужно.

Он скептически посмотрел на меня и наклонился. От его пристального взгляда у меня в животе что-то перевернулось. Я впервые заметила, что его внешность не так уж и отталкивает, хотя его тело еще не до конца сформировалось, а волосы лежали непослушной копной. Он потер шею, и мой взгляд скользнул по его согнутой руке, но я тут же перевела его обратно на лицо Маза.

Что со мной не так?

– Дания, у тебя нет друзей. Насколько я знаю. У тебя есть партнеры по спаррингу. Тебе нужно развлечься.

Я уставилась на него.

– Что мне нужно, так это тренироваться. Иначе я буду так же ужасно обращаться с мечом, как и ты, – парировала я, скрестив руки на груди и надеясь, что мое лицо не такое красное, каким я его ощущала.

Он улыбнулся, и я почувствовала, как желание сражаться покидает меня. Я могла бы сделать перерыв на несколько минут. Один перерыв на обед не означал, что мы друзья.

– Ладно, поедим, и все. – Я