Ножичек блеснул в свете спрайта и воткнулся во вторую четверть доски.

Николя увяжется со мной. Скажу, что помогаю Арти. Когда… если лорд придет в Латерну, нужно отвлечь охотника. Не думаю, что будет достаточно посадить на него проститутку…

Поймав баланс ножа, я запустила следующий. Но тот просто ударился о поверхность, со звоном упав на каменный пол.

Пусть она даст ему Сонмэ – он почти без запаха. Даже если и учует что-то, то не поймет. Решит, что вино такое. Его вырубит на час точно. Потом…

Я так была погружена в мысли, что смогла расслышать шаги, лишь когда они оказались совсем рядом. Обернувшись и сжав рукоять ножа сильнее, я увидела капитана, замершего в метре. Сердце подскочило к горлу, в животе возник противный трепет.

– А… это вы, капитан, – вздохнула я и продолжила целиться в мишень, будто его и нет.

Спокойствие и равнодушие. Спокойствие и равнодушие. Так, на чем я остановилась? Ах да, потом… Потом пришел засранец-капитан и все испортил! Всю жизнь мне испортил!

Лезвие воткнулось точно по центру доски.

– Полагаю, вы представили на месте мишени мое лицо? – хмыкнул капитан.

Он сделал шаг ближе.

– Нет. Я представила то, что у вас ниже пояса.

По погребу разнесся его тяжелый вздох. Я не хотела оборачиваться, не хотела видеть капитана. Все делала вид, будто нож в руке до безумия интересен, а вино в бутылке донельзя вкусное.

Молчание. Пульс участился.

– Эвелин, – наконец заговорил Лассен, прошептав мое имя точно молитву. – Я привык отвечать за свои поступки. И за все вытекающие последствия. Но… как быть в этой ситуации, я не знаю.

Я повернулась, нацепив равнодушную полуулыбку.

– О какой ситуации вообще идет речь? Мы переспали. Все. Это был просто секс. Мы не клялись друг другу в верности, не обещали любить до гробовой доски. Да, на следующий день вы трахнули бывшую под действием любовной бурды. Бывает… Так и я трахаюсь с принцем Дорианом.

Стоило произнести последние слова, как Лассен вмиг посуровел. Да. Мне хотелось его уколоть. Сделать больно.

– Стоило ожидать, что ты опять закроешься, – вымученно пробормотал он. – Ты думаешь, я не осознаю, что эта ситуация все испортила.

– Испортила что? – встала в позу я. – Что все? Ничего и не …

– Все, что я так старательно строил все эти годы! – взорвался он. Я опешила. – Думаешь, я не пытался выкинуть тебя из головы?! Не пытался убедить себя, что все это лишь наваждение, бред?! Но что бы я ни делал, с кем бы ни был, с кем бы ни спал, ты не выходила из головы! Будь то утро! День! Или ночь!

Слезный ком начал жечь горло. Но я продолжала глядеть ему в глаза, вздернув подбородок.

Как он… как он, сука, так делает, что мне опять хочется реветь?! Нужно… нужно сваливать. Как и всегда.

– То твои чувства, капитан. Не мои, – процедила я, сглатывая сопли. – И поаккуратнее с такими заявлениями. А то я решу, что ты знал, что я не чертова Избранная. А приволок в этот ад так… для себя любимого.

Лассена выдавали лишь неравнодушный взгляд, полный обожания и горечи, да поджатые губы от стыда. Он молчал. Снова.

Часть меня хотела броситься ему на шею, расцеловать и кричать: «Я тебя прощаю! Ты не виноват! Это все зелье!» А другая половина нашептывала воспоминания о том, какой я была слабой, безмозглой дурой, когда любила кого-то в последний раз.

Слабая. Никчемная. Глупая…

Я прошагала к самодельной мишени, собрать все ножи. Щеки обожгли слезы – вовремя отвернулась.

– Скажи, что я должен сделать, чтобы…

– Исчезнуть, – отрезала я, выдернув нож из дерева. – Исчезнуть из моей жизни. Навсегда.

Я задрала голову в надежде, что слезы закатятся обратно в глаза. Дура. А когда обернулась, не увидела ни удивления, ни боли, ни сожаления на лице Лассена. Он глядел так, будто услышал слова обиженного дитя. Пройдет немного времени, когда я остыну, и уже не буду просить о подобном.

Вот ублюдок! Знает, как найти ко мне подход!

Я прошла мимо, злобно топая каблуками.

– Эвелин…

Я резко развернулась, выставив нож на уровне его гениталий.

– Не смей! А то отрежу к херам собачьим! *

* * *

Я знала, что казнь провели на рассвете. Через повешенье. Без зрителей. Только для тех, кто выносил приговор и писарей, чтобы задокументировать. Принц добился жалования для семейства Марсо.

Я знала, что фаворитка короля все еще восстанавливается после тяжелых родов мертвого дитя. Отказывается пить и есть. Лежит в кровати и не встает. Король ее даже не навещал.

Я знала, что сегодня принц Дориан наконец-то протянет призрачную руку примирения Фэлис. Слишком высок риск, что, встретившись с братом, она лишь отдалится от принца.

Я знала, что сегодня лорд Вилиан Франсис Уайт должен умереть. Либо от моей руки, либо от моих губ.

Замок я покинула, едва продрав глаза. Отныне перед Селин меня прикрывала Розита. Крупная эльфийка, не во вкусе Дориана, так что он расплачивался с ней не телом, а луарами.

Николя поджидал меня, сидя на козлах, на той стороне королевского моста. Мне казалось это наивысшим идиотизмом, ведь до лавки Пойзона рукой подать. Но с другой стороны – будет на чем труп перевозить.

Проезжая паяццу меркато, мы застали, как карабинеры разгоняли толпу недовольных рабочих и пейзанов. Но в этот раз их куда больше. Они разбежались по узким переулкам, чтобы вновь соединиться на центральной пьяцце.

Карета остановилась сзади дома травника, кучер открыл дверь.

– Не знаешь, как часто собираются эти недовольные? – спросила я, опасливо озираясь.

– В последнее время все чаще. Насколько мне известно, на некоторых заводах устраивают забастовки. Ломают новые машины, отказываются работать, – ответил Николя.

Дориан наверняка специально в это не вмешивается. Ему выгодно выставить отца в дурном свете перед скорым дворцовым переворотом. Кто знает, может, он даже и спонсирует этот хаос. Я о подобном не спрашиваю, а он и не говорит.

Дверь открыла бледная Клара. Ее губы и нос были скрыты за тканевой белой маской.

– Миссис Пойзон, – пробормотал Николя, приветственно кивнув.

– Опять беспорядки? – спросила я, снимая плащ.

– Да, – беспокойно выдохнула Клара, сжимая в руке крест Сказителей. – Не к добру это все, не к добру. Забастовки и раньше бывали, но эти…

– Как Дин? Сыворотка подействовала?

Клара была бледней обычного, суетливой, но… живой? Видимо, забота о воришке как-то привела ее в чувства.

– Температура немного спала, лихорадит меньше, и язв новых не