Ну и пусть.

Главное, она счастлива.

Хотел подойти ближе, заговорить, но вдруг заметил: пальцы Амии похолодели, ослабли, заскользили из руки Анкарата. Он удержал, взглянул – лицо её сделалось восковым, светлым, жутко схожим с лицами из святилища. Наверное, шум, чад, толпа и тревоги её измучили.

– Уйдём, – повторил, – пока им не до нас.

Амия чуть заметно кивнула, взгляд её оставался растерянным и неподвижным.

Механическая лодка отвезла их в тихую часть города. Невысокие дома прятались среди апельсиновых и оливковых деревьев, совсем близко вздыхало море. Анкарат нашёл это место, следуя за светом жил. Не слышен шум города и порта, только свет Вершины окрашивал небо долгой зарницей. Но за деревьями весь Город Старшего Дома казался просто огромной угловатой горой.

Грохот волн, светлые камни над водой, ещё не истратившие тепло. И чёрная, молчаливая пропасть моря.

– В прошлый раз мы были так высоко, – вздохнула Амия, – а теперь… здесь.

Анкарат обнял её. Не стал ничего рассказывать.

А вот Амия вдруг очнулась и заговорила – и говорила много.

Ты победишь, победишь их всех, изменишь границы мира, твоё имя станет легендой, обещай, обещай, обещай, обещай.

И он обещал – снова и снова.

Всё это осталось так далеко и сейчас, в степи, укрытой временем Тьмы как плотным покрывалом, казалось отголосками сна. За пределами лагеря так черно – не различить ни горизонта, ни неба.

Анкарат протянул руку к костру и позвал огонь. Тот побежал от сердца к ладони, согрел. Вокруг запястья искрил второй браслет Дели. Получив подарок сестры, Шид недолго смотрел на браслеты в открытой ладони – пустым, невидящим взглядом. А потом, так же не видя, не глядя, без слов протянул один Анкарату, сам повязал на запястье. Как будто и правда простил. Память о Китеме тянула тоской сильнее клятвы, но это ведь было правильно. Справедливо. Нельзя забывать.

И нельзя подвести их.

И Амию.

И маму, и младшего брата – увидеть их снова удалось только в день, когда уходил корабль. Мама пришла на пристань вместе с Правителем, и пока тот вновь говорил о воле земли, о движении солнца, о том, что даже Тьма не станет преградой, смотрела на Анкарата. Взгляд её был спокойный и ясный, как будто ловил блик клинка. Акшарид в перевязи из ритуальной багряной ткани, переброшенной через мамино плечо, глядел вокруг с живым любопытством незнакомого с бедами существа.

Правитель договорил, а мама подошла ближе. Акшарид заворожённо уставился на золотой блеск доспеха. Золотой, как его глаза. А потом глянул в лицо Анкарату и улыбнулся. Анкарат улыбнулся в ответ.

Мама коснулась его щеки, и на миг они стали настоящей семьёй.

Стали вместе.

Чудно́ и тепло. Рядом гремело море, волны рябили бликами солнца.

А после она сказала:

– Ты помнишь? Помнишь, кто ты? И для чего?..

Тепло развеялось, свет померк.

Конечно, Анкарат помнил, кто он.

Оружие Старшего Дома.

Особенный элемент.

Остриё наступления.

И теперь, пока огонь костра бился в лад с огнём его крови, эта память, эти слова тяжело колотились в висках и в сердце.

Чернота неба медленно выцветала. Над пеленой тумана потянулся пыльный рассвет.

Время двигаться дальше.

II

Встречи с Проклятьем избежать не удалось.

Выжидая и двигаясь медленней, лишь потеряли время: в середине следующего дня, больше похожего на разбавленную кислым молоком ночь, степь словно расслоилась. Над туманом и пылью взмыло существо, подобное морскому скату, но в кайме стрекочущих молниями шипов, тенью своей способное укрыть небольшую деревню, а тушей, наверное, и раздавить. Проклятье плыло навстречу медлительно, будто бы даже сонно, тянуло запахом грозы и сожжённой травы. Молнии били в землю, и каждый удар покалывал пальцы – всё больнее и ближе. Ритаим сказал тогда: давайте его объедем, безымянные Проклятья, Проклятья без городов никого не жалеют. Гарджи вдруг взорвался: трус, как ты вообще прошёл Испытание? Для чего было звать это Испытанием? Вы просто ещё один гарнизон! Ритаим откликнулся сухо: просто щажу людей, – ну а Гарджи его послал.

Анкарат оборвал их спор, подал знак звену, и они обогнали строй, объединили силу, ударили. Сражение с этим Проклятьем походило на сражение со штормовым морем. Чёрное тело било волнами, шипами целилось в сердце, обжигало молниями. Но земля – ещё ничейная, земля без дорог, земля времени Тьмы, отвыкшая от людей, лежащая вдали от караванных путей, – земля говорила Анкарату, что Проклятье скорей удивлено, чем яростно. Такая далёкая сила, сила изменяющей крови, раскалённой земли – что делает здесь, так далеко от своего сердца? Проклятье как будто видело сон и не понимало этого сна.

Его время, – бросил Анкарат Гиртарэму, и замешательство Проклятья сделалось темнее и глубже, волны тела потяжелели, замедлились, молнии били реже и невпопад. Их время, время их схватки, замедлилось тоже, сон чудовища затягивал зыбким песком. Анкарат позволил этой силе подхватить себя, потянуть сильней, под непроглядную тень, – теперь отпусти.

Мгновения вновь заструились свободно.

Проклятье колыхалось над ним, пахло солью, полынью, горечью и грозой – давящий, плотный дух. Анкарат задержал дыхание, кольнул шпорой Чатри – та лягнула землю, взлетела – и ударил. Незнакомый знак на клинке сверкнул, нашёл огромное, растекшееся в теле чудовища сердце.

Сейчас!

Общая сила разорвала Проклятье в клочья. Туман почернел от его крови.

Гриз попросил задержаться, чтобы вместе с другими чародеями собрать шипы и обрывки шкуры для амулетов. Анкарат разрешил, поблагодарил вполголоса – теперь он успеет стереть кровь и запах Проклятья. Ритаим и другие люди Сада к месту сражения старались не приближаться. Анкарат видел: их страх – не тот, что мучает Гриза из-за высоты или опасности. То был страх из-за совершённого на глазах преступления. Эти люди привыкли к защите одного из Проклятий, веками приносили ему жертвы. Такую жестокую расправу им непросто было принять.

Ритаим опустил голову, ветер принёс обрывок, тень слов: подло, бесчестно…

– Вот бы с городами было так же легко! – воскликнул Иртрана – кажется, специально, чтобы его подразнить.

– Ну, – откликнулся Анкарат задумчиво, – Килч говорит, все они в чём-то похожи, Проклятья городов и безымянные.

Но разница всё же была.

Это Проклятье с Анкаратом не говорило.

Земля, забывшая людей, а может, и вовсе не знавшая, теперь молчала. Как будто бы опустела.

Но через мгновения наполнилась силой и гулом армии, зазвучала грозным золотым гулом.

Изменилась.

Медный город приблизился несколько ночей спустя.

Сперва изменился голос земли – каждый шаг Чатри разбегался звоном по мёртвой