Пока она говорила, нарядный тип таращился на Анкарата. Взгляд его наконец-то застыл, а вот угол рта подёргивался – то ли нервная улыбка, то ли испуг. Амия словно не замечала. Взяла Анкарата за руку – прохладные лёгкие пальцы – и договорила:

– …а мы поможем. У нас есть для тебя подарок.

Мы? Анкарат ощерился, почти зарычал, показалось даже: приподнялись волосы на затылке. Амия чуть склонила голову к плечу, вскинула брови – и рассмеялась:

– Ах! Я ведь вас не представила. От этой музыки так кружится голова… Это Тория. Он мой брат.

Тория приехал за Амией и подарков привёз множество. Ви'на, шёлк, заводные птицы, драгоценности, украшения из кости и камня – Амия весело и небрежно рассказывала об этом, пока они спускались по расцвеченным к празднику лестницам, втроём, под шелест одежд слуг, что тенями скользили следом.

Вышли в один из дворов, квадратный, посыпанный мягким песком. Амия объяснила: Анкарат был готов помочь в опасную минуту, готов был рискнуть для неё всем, потому она уговорила брата привезти подарок и для него тоже.

Это была Чатри. Почти жеребёнок, янтарно-рыжая, с белой звездой на лбу, она беспокойно переступала тонкими ногами, фыркала – Анкарат сразу увидел, как тесен ей даже огромный двор, как хочется мчаться под свободным небом.

– Очень дорогая лошадка, – предупредил Тория. Ноты Сада-на-Взморье, такие мелодичные, когда говорила Амия, в его голосе из скользящих становились скользкими. Объяснял что-то ещё, но Анкарат не слушал. Протянул руку – Чатри обнюхала её, снова фыркнула, взбила песок копытом.

– Дай, – Анкарат потянулся к поводу, но конюх, державший его, отступил, прицокнул:

– Это подарок для человека Отряда. Только когда пройдёшь Испытание.

– Да, – улыбнулась Амия чуть виновато, поигрывая золотой нитью в волосах, – такое было условие. Но ты ведь его пройдёшь!

И глаза у неё сверкнули такой верой, таким восторгом!

С каждым мгновеньем Амия становилась прекрасней. Анкарат взял её за руку и потянул за собой – рассмеялась, махнула слугам и что-то воскликнувшему вслед брату, и они сбежали вдвоём.

Очертания Дома, вплавившиеся в сердце, повели вверх, вверх и вверх, по крутым ступеням, широким лестницам, мимо огненных чаш и просторных залов, галерей и барельефов, древних мозаик и карт. Направления спутались, все линии Дома звучали вместе, одной струной, устремлённой ввысь.

– Как красиво! – воскликнула Амия, когда они выскочили на широкий выступ, квадратный, весь изрезанный размашистыми, глубокими знаками. Ступая по ним, Анкарат чувствовал, словно ступает на старые шрамы живого существа.

Но Амию привлекли не знаки.

Это был один из последних дней без тумана, и впереди раскинулся Город Старшего Дома. Сейчас, рядом с Амией, Анкарат вдруг увидел его совершенно другим. Роскошная россыпь самоцветов в рубиновом ожерелье каньонов, искры флота над тёмным морем и золотой, вечный костёр Вершины – греет и согревает. Ярче всех звёзд, ярче любых сокровищ, Вершина не только города – вершина мира!

– Город такой опасный и яркий, – шепнула Амия совсем близко, – как ты.

Жимолость, мёд, золотой свет из-под ресниц, прохладные, мягкие губы – мир заискрился, кровь зазвенела медью, весь мир был только Амия, кружил голову сладкий запах, пьянил, расцветал на губах оживляющей силой Сада-на-Взморье. Лёгкие, ласковые ладони скользнули на плечи, замерли, а потом так же легко, невесомо Амия коснулась его лица, заставила отстраниться.

– Смотри, – долгим взмахом обвела город, – мы так высоко, и как будто…

Не договорила, но Анкарат её понял. Город горел у их ног, горел только для них двоих.

– Как будто он наш.

Амия рассмеялась, потянулась к нему, шепнула:

– Ты такой отважный, – и выскользнула из рук. – Пора возвращаться.

После возвращения почти сразу ушла вслед за рассерженным братом. Даже не попрощалась, лишь мимолётно стиснула руку, коснулась губ – но и эти лёгкие прикосновения ослепляли.

Праздник поблёк, отдалился, ни музыка, ни огонь не затмевали память о её сладком запахе, о поцелуе и городе, что горел только для них. Эта память искрила, снова и снова Анкарат слышал: «…опасный и яркий, как ты», и вкус вина после её вкуса казался тусклым и пресным. Думал даже уйти, но тут его окликнул Гриз.

Взъерошенный, щёки запали, под глазами сизые тени – среди праздника он походил на тёмную кляксу. Необъяснимо, но в Доме Гриз казался измученным, выглядел хуже, чем когда жил в каньонах.

– Где ты был? Все тебя ищут.

Сперва Анкарат не понял – голову всё кружило: Амия, Амия, «ты такой отважный». Потом вспомнил: точно!

Претенденты собрались в зале, формой похожем на вытянутый ромб, наполовину открытый ветру и небу. Под слоем слюды на полу двигалось пламя – концентрическими, резкими линиями. Кроме претендентов – нескольких младших воинов, Анкарат видел их прежде на тренировках Отряда – тут было столько людей! Дом, до сих пор представлявшийся почти безлюдным, на празднике заполнился не только музыкой и новыми красками, но и множеством слуг, гостей, Стражников со знакомым и незнакомым оружием… и все они будто бы теперь здесь. Смех и резкие возгласы, шёпот и плеск вина, плотный запах толпы, смешавшийся с благовониями и дымом, казались чем-то потусторонним – из-за света ли огненных линий, из-за безглазой черноты неба?..

Претенденты выстроились возле этой черноты, на самом краю, отсечённые ото всех огнём. Анкарат устремился к ним, но его остановил Тэхмирэт:

– Твоё оружие. Нужно отдать.

– Чего? – Только теперь Анкарат заметил: рука лежит на колдовском мече, тот привычно согревает ладонь.

– Нужно отдать, – повторил Тэхмирэт терпеливо. – Мы его переплавим, соединим с твоей кровью. После Испытания получишь обратно – но как оружие Отряда.

Анкарат замер. Что делать, если такие здесь правила? Но только стиснул рукоять крепче. Замелькали перед глазами все прежние битвы, все победы, что принёс этот меч, тот миг, когда колдунья смотрела сквозь него в неизвестную даль, когда сказала: «Пусть так». Теперь он понял: то был миг договора, миг благословения.

– Не отдам.

Тэхмирэт стиснул зубы, шрам его стал бледней.

– Анкарат, – прошелестел Гриз, – не нужно сейчас спорить…

– Я сам знаю, что мне нужно. Мой меч – не отдам.

– Как ты думаешь, – её голос сверкнул, взрезал воздух, – для чего ты здесь?

Мама явилась внезапно, словно сотканная всполохом Дома. В новых одеждах цвета огня и крови, в новых, сверкающих украшениях – рубины, янтарь, топазы. Лунного кулона Анкарат не заметил. Свет её глаз больше не был светом – сжигающий, ровный, безжалостный, ясный. Шагнула ближе, стиснула его руки в своих – пальцы её закаменели, жёсткие, цепкие. Заговорила ровно и