Нет, всё так, как казалось.

– Вас в Отряд пока никто не зовёт. – Усмешка получилась кривой и горькой.

Китем вдохнул глубже и договорил:

– …но места в гарнизоне Ариша для нас достаточно. Это уже очень много.

Место в гарнизоне Ариша. Охрана портовых грузов, ленивые патрули, вино и бечет, мелкая контрабанда. Никакой опасности, никаких войн.

И никакой новой судьбы для квартала.

Анкарат посмотрел на Шида. Хотел спросить: как же так, Шид? А что же Ским? Разве не хочешь помочь ей?

Разве оба вы не хотите помочь земле отверженных, сделать так, чтобы её признали?

Но это была его мечта, а не их. С самого начала.

Потому он спросил:

– Все так считают? Или только вы?

Братья переглянулись. Шид жевал губы – вот-вот заплачет. А Китем сказал:

– Я не знаю. Пусть каждый отвечает за себя.

Может, и правда так было бы лучше. Но Анкарат не желал смириться.

Ночевать в трюме стало теперь невозможно – может, из-за прогорклого чада руды, может, из-за того, как менялись друзья при его появлении. Даже Имра, с которым Анкарат дружил дольше всех, даже Курд, который пообещал «больше не испугаюсь», ушёл из квартала, чтобы увидеть, как Анкарат позовёт огонь, – а теперь, увидев, боялся. Все они его боялись. Все, кроме Гриза.

Гриз смотрел сочувственно, пытался отвлечь рассказами об элементах, которые сумел набросать в путешествии, показывал свои рисунки – угольные штрихи складывались в какие-то мрачные рожи, оскаленные пасти. Это не помогало: только об одной магии Анкарат хотел бы сейчас послушать, но говорить о ней на корабле не стоило.

Ночевать в трюме стало теперь невозможно, и Анкарат перебрался на палубу.

Над кораблём метались ветра близкой Жатвы, холодные, пронзительные. Звёзды искрили в рваных клочьях облаков – рассматривая их, Анкарат вдруг понял: печальная звезда, о которой говорила чужестранка, это же просто луна, прозрачная, как слеза маминого кулона. Вот же она, сыплет жемчужным холодным светом, серебрит море.

Море не казалось теперь пустым, не казалось чужим. В мерном грохоте его силы корабль обратился огромным сердцем. Анкарат полюбил эти ночи, чёрный, безбрежный мир вдали от знакомого света, где с ним оставался лишь отблеск подземного солнца да щекочущий свет похищенных зёрен.

А в последнюю из ночей он снова увидел Амию.

Она выскользнула на палубу, в ночном свете и свете магических знаков искристое золото её накидки похолодело. Осмотрелась – никого, только Навигатор замер на носу корабля. Анкарата Амия не заметила. Пересекла палубу, остановилась у самого борта, уронив на него ладони, нет, вцепившись, словно пыталась себя удержать. Когда Анкарат подошёл ближе, увидел: глаза у неё блестят, блестят светом печальной звезды-луны, светом близкой зимы-Тьмы.

Что с ней станет?

Это решит Правитель.

Нет.

– Если нужна будет помощь, найди меня в Городе. Я служу в окраинном гарнизоне.

Сказал прежде, чем сообразил, что говорит.

Амия вздрогнула, взглянула изумлённо, не узнавая – так, словно с ней вдруг заговорил слуга.

Потом узнала:

– Ах, это ты! Огненный смерч! – Смахнула слёзы, улыбнулась лукаво. – И чем же хочешь помочь?

– Я могу помочь тебе добраться домой. Я знаю путь из города, который не проследят.

Да, ведь Анкарат действительно знает! Он видит жилы города и пути в каньонах тоже сумеет увидеть, ему не страшны ни обвалы, ни темнота, он умеет сделать волю земли послушной.

Амия больше не улыбалась, смотрела иначе, словно пыталась набросать в уме схему из множества элементов. Тёплый свет её глаз заострился, похолодел – но лишь на несколько вдохов.

Чей-то возглас вспорол воздух – Навигатор бросал отрывистые команды. Полотняные паруса вспыхнули, прошитые множеством магических нитей. Нити сплетались сложным узором, ловили ветер, разгорались всё ярче. Заалели знаки на палубе, и весь корабль словно охватило пламя, до того яркое – море и небо исчезли.

Амия снова стала такой, какой Анкарат увидел её впервые: солнце и золото, медовый свет глаз, сладкий, щекочущий, как сила Сада-на-Взморье.

– Опасные слова, – она вновь улыбнулась, – ты понимаешь, насколько опасные?

– Да.

– Хорошо, – кивнула серьёзно, – я подумаю.

На самом деле об опасности Анкарат не помнил. Только о том, как красива Амия, как отважна. И о том, что должен признаться в своём преступлении. Но сейчас, пока они стояли рядом под горящими парусами, все слова рассыпались искрами, истаяли в пустоте вокруг корабля. Не существовало слов, пока она на него смотрела.

VI

Земля города обожгла и вновь наполнила силой.

И почти сразу подкатила, придавила знакомая рутина. Встречу на Вершине назначили через полторы дюжины, но Ариш как будто потерял к этому интерес. Змеиный взгляд помутнел, всё чаще Анкарат замечал, как Старшего гарнизона пошатывает, как неточны, смазаны стали его движения. Неужели он так рассчитывал на успех в путешествии?

Впрочем, это Анкарата не волновало. Он ждал встречи на Вершине и ждал решения Амии – не знал даже, чего ждёт сильней. Ждал возможности исполнить свой план – для этого нужно было выбраться из гарнизона. Но выбраться не получалось: Ариш загрузил самой утомительной и унылой работой. Патрули до полудня, потом – наблюдение за разгрузкой в порту. Анкарат подмечал форму судов и корабельных доспехов. Корабли Сада-на-Взморье, плавные очертаниями, украшенные узорами перевитых листьев и лоз; крутобокие корабли Изумрудной Печати, массивные, словно скалы; корабли Горького Прибоя – светлые и заострённые, с орнаментом из зачарованной белой то ли кости, то ли ракушек; простые и грубоватые корабли из прибрежных рыбацких селений; и, совсем изредка – лёгкие, узкие лодки под цветными парусами с другой стороны моря. Жаль, рядом не было Гриза! Он разобрался бы в защитных заклинаниях чужих земель. Люди с дальних границ отличались так же, как их суда: люди Печати – огромные, широкоплечие, в богатых и грузных одеждах; люди Прибоя – узкие в кости, лёгкие в движениях; люди Сада, даже в портовой толчее ступавшие неслышно и мягко, а вокруг смотревшие с опаской… Теперь Анкарат знал: у каждой земли своя сила, свой дух, свой оттенок подземного солнца. Иногда расспрашивал путешественников, но те отводили взгляд, редко рассказывали что-то внятное. Они были торговцы, интерес Стражника их пугал.

Часы в порту тянулись густой смолой. Анкарат смотрел на сверкающие волны, вспоминал, как Морской Клинок мчался под огненными парусами, вспоминал взгляд Амии – и не мог вспомнить, отчего путь в море сперва его тяготил. Гораздо сильней тяготили пустые дни, ожидание, монотонная работа.

В темноте земли гарнизона тянуло тоской самоцвет-сердце. Путешествие, битва в чудно́м саду, даже преступление – всё,