мой покой как в лихорадке, и весь гарнизон… как будто слой земли обнажился и сердце стучит к нам ближе.
– Это я и сам понял. – От резкости тона Лати прикусила губу, и Анкарат добавил: – Но это же и неплохо. Он ничего не может мне сделать.
Не собирался её успокаивать, но смотреть, как изводит себя из-за того, в чём не виновата, надоело.
Лати взглянула жалобно:
– Я не знаю, что произойдёт, если тебя опять ранят. Может быть… ты перестанешь тогда быть собой. Всё смешается… будь осторожен.
А вот это уже разозлило.
– Ничего со мной не случится. И осторожнее следует быть тебе. Если Ариш узнает, что ты так сильно против его решения, прогонит обратно в аптечную лавку. Или этого и добиваешься?
Лати шмыгнула носом, потянулась ближе и тут же отпрянула. Вместо прикосновения повторила:
– Будь осторожен, – и исчезла в рабочей пристройке.
Это случилось, когда Сердцевина уже догорала. Ночи темнели, будто густели, а днём повсюду висела взбитая, прокалённая солнцем пыль. Недавно закончились испытания ребят, почти такие же скомканные, как испытание Анкарата. Разве что Курда Ариш поручил проверить самому Анкарату – кажется, чтобы узнать, насколько он освоился в гарнизоне.
– Не переусердствуй, – предупредил перед боем, – а то ещё раздумает твой приятель здесь оставаться.
– Не раздумает, – огрызнулся в ответ Анкарат, Ариш же ответил шелестящим смешком.
Ребятам он по-прежнему не доверял и, наверно, поэтому не спешил поручать никаких прежних дел. Что ж, и к лучшему: Анкарату нужна была Печать путешествия, настоящая задача, нужно было добраться до Старшего Дома, исполнить свой план. Помогая контрабандистам, этого не добьёшься.
Впрочем, работа, которую им поручал Ариш, отличиться тоже не позволяла. С полудня и до заката они патрулировали узкие улицы, мало того, что удушающе пыльные, так ещё в это время совершенно пустые. Не задача, а издевательство – вслух, впрочем, Анкарат этого не говорил, а друзья, похоже, радовались такому несложному делу. Грызли засахаренные орехи, запивали украденным с кухни вином, в особенно сонные дни даже в бечет играли на пустых ящиках, брошенных возле домов. Теперь у них были не просто камни с выцветшими, грубо нарисованными значками, а настоящие фигурки-элементы – кость-время, мрамор, несколько сплавов-металлов, гладкие деревянные бруски-опоры, даже круглые янтарные капли огня и солнца. Не хватало только настоящей доски – резной карты мира. Такая была у старших гарнизона, но в патрули её, конечно, не отдавали: не наглейте, идёте работать, а не играть. И ладно! Элементы складывались цепочками, формациями, разбивали друг друга, возгласы и стук резали зной. Когда играть надоедало, ребята прятались в длинных тенях портовых машин, слушали гул и грохот далёкой корабельной работы и моря.
Так было и в тот день. Имра уговорил Анкарата сыграть против него и братьев, и Анкарат почти собрал непобедимую солнечную формацию вдоль их границ. Имра шумел, спорил: не бывает цепи из одного солнца, как так получилось!
И тут доску тряхнуло.
Анкарат вскочил – что-то ужалило в сердце, мир потемнел.
– Эй, – свистнул Имра, – ты сдаёшься, что ли?
Они ничего не заметили.
Рот, горло, а потом и все жилы ошпарила жажда. И Анкарат вдруг увидел: потоки в земле темнеют, их русла крошатся.
– Вверх! – скомандовал, выхватил меч. Голос высох, охрип. – Я пойду вперёд, вы – следом по крышам, поможете, если будет нужно!
Старая их игра – Анкарат надеялся только, что ребята уже достаточно знают здешние улицы и им будет не сложней, чем в квартале. А если вдруг… он и сам справится, что бы там ни было!
Помчался по безлюдным проулкам, сквозь пыль, сквозь взбитый песок, мимо рыжих домов, мимо изогнутого бока квартальной стены… Вверху по крышам мелькали силуэты ребят, метались по земле их смазанные тени, а под ногами – под ногами стыли, мертвели чёрные русла жил, бежал след чужой магии, прогорклый и незнакомый.
Куда мог помчаться преступник? Даже если бы след не вёл Анкарата, он легко понял бы – на землю отверженных, куда же ещё!
– Открывай! – ударил кулаком в ворота, тряхнул в воздухе медальоном.
Стражник замер на смотровой вышке, потянулся лениво, после бега за чёрными жилами его силуэт дробился, плыл в жарком воздухе.
– Не слишком ли часто ты там бываешь? Домой, что ли, тянет?
Не повезло! На воротах дежурил Шейза.
Анкарат выругался, рванул к тайному ходу, по которому пробирался когда-то с Цирдом. Руки вспомнили нужный камень в стене, ход отворился, глоток каменной пыли, прохлады – и вот она, знакомая земля впереди, обескровленная, высохшая. Сейчас, на бегу, казалось – уже навсегда зачернённая сажей. Бежал по знакомым улицам – и больше не узнавал, неужели и правда верил, что сможет их оживить? А ведь кто-то сейчас убивал их, прямо сейчас, забирал зыбкую, прозрачную силу, которую они растили вместе с Килчем и Гризом несколько дюжин.
Анкарат догнал его возле каньонов – долговязый тип в рыжих лохмотьях мчался по самому краю, искал безопасный путь, потому и потерял скорость.
У каждого в Страже зачарованное оружие, чтобы…
Анкарат выхватил меч, потянулся к солнцу, глотнул его золотую силу, замешанную с горечью и золой, рванулся вперёд и ударил.
Враг ударил в ответ – словно вырвал из почвы живую жилу, хлестнул, ошпарил по старым ранам, но уже через миг удар его захлебнулся – в ноги врезалась цепь, враг упал, вокруг него расползалось пятно черноты, словно землю засеяло сажей. Курд остановился над ним, Имра, Китем и Шид окружили.
– Кто ты такой? – выдохнул Анкарат, след удара саднил, но ничего, кажется, страшного. – Что ты сделал?
Враг медленно поднялся на колени, сухое, шелушащееся его лицо исказили злоба и боль, пальцы слепо шарили по земле, Анкарат видел: в поисках крупиц силы.
Шагнул ближе, прижал клинок к горлу:
– Ну?!
Дыхание врага порвалось сухим смехом. Он содрогался, рискуя пораниться, как будто желая даже вскрыть себе глотку, и казался совершенно безумным.
– Что, кроме вас, пацанов, некому защищать город?
Анкарат не понимал, что делать с этим человеком, безоружным, раненым, но опасным – чёрный след погони тянулся через квартал и через улицы за кварталом, тянулся к порту.
– Отвечай, – повторил Анкарат, – что ты сделал с землёй?
Это казалось сейчас самым важным. Чужой человек, враг, иссушил золотую силу города, забрал себе, сумел превратить в заклинание. Это было неправильно, скверно, хуже всех известных Анкарату преступлений.
– Такой, как ты, – прохрипел он в ответ – говорил теперь медленней, рана от зачарованного оружия мешала дышать, делала слова тяжелей, – должен сам это видеть.
– Такой, как я?..
Он закашлялся снова:
– Защитник города… или жертва. Сам,