III

Гладкий лист, словно шёлковый, по краю – тиснение символов солнца. Весь в кляксах медных чернил, весь изрисован раздробленными знаками, штрихами, перепутанными буквами незнакомого имени – оно никак не собиралось в целое; испещрён следами ногтей. Словно мамины мысли рассыпались, впитались в бумагу – найти среди них послание оказалось непросто.

«Куда ты исчез? Приходи».

Лист дрогнул в пальцах, Анкарат сложил его вчетверо, спрятал в футляр.

– Пойдём.

– Не знаю… ты ранен… – говорил Гриз тише обычного, но взгляд шнырял по двору, пальцы комкали рукава, так что ясно было: без ответа ему лучше не возвращаться.

– Всё со мной в порядке. Только как выйти-то отсюда? Здесь знаки вокруг гарнизона.

Гриз улыбнулся, размял ладони:

– Это как раз несложно. В окраинных гарнизонах нет серьёзной защиты, я справлюсь. Но ты точно в порядке? Ты…

Да, да, весь в крови, но разве это так плохо? Ведь этого мама всегда и хотела: чтобы сражался и победил.

К новому маминому дому добирались на подъёмнике-лодке. Узкая, лёгкая, она двигалась по железному желобу от Ступени к Ступени. Мимо текли чужие кварталы, всё ярче, всё выше, светлей, и вот уже совсем близко – Вершина, но Анкарат всё вспоминал каньоны, ржавый скрип подъёмника, золотую кровь жилы на глубине. Может, весь город устроен так же? Что, если так и есть?

Эти вопросы мешали, жглись.

– Ну, чего там у тебя? – спросил неуклюже, чтобы город плыл мимо быстрей.

Гриз сперва не откликнулся. Он сосредоточенно направлял повороты лодки: двигал рычаг в узком желобе на отчеканенной по борту карте. Город на ней превратился в грубый чертёж: прямые углы-Ступени и длинные штрихи улиц.

Лодка дёрнулась вверх, Гриз бросил такой странный, притухший взгляд, что Анкарат решил: не ответит совсем.

Но всё-таки он заговорил. Попросил прощения, что пришёл только сейчас, что не дождался после суда.

– Аришу я не нужен, Килч вернулся в кварталы, а кроме Рамилат, я никого в городе не знал… боялся, она уйдёт и меня прогонят обратно. Сказал, что буду служить ей… а она…

Гриз запнулся, потёр запястье под новым вышитым рукавом. Подъёмник заскользил над колючими зарослями, те скребли о железо, рвали тишину клочьями.

– Что – она? – поторопил Анкарат.

Гриз очнулся:

– Ничего. Разрешила, пустила в свой дом, всё хорошо. Мы приехали.

Дом стоял на самом краю Предвершинной Ступени, смотрел на море. Меньше прежнего, зато утопал в цветах. Между ветвями апельсиновых деревьев покачивались тонкие цепи, держали стеклянные колбы с огнём. Рукотворные ручьи свивались ночными змеями, чешуя волн ловила свет. Пахло водой ручья и водой моря, земляникой и сладким дымом.

Дверь запиралась огромной круглой печатью: несколько ободов, вложенных один в другой. Гриз чертил отворяющие знаки и как будто боялся даже сильней, чем перед Сделкой.

Вновь не успел спросить, как он думает, что там, с этой Сделкой… а, не важно!

Анкарат знает, что победил.

Новый дом оказался совсем другой.

Ни чаш с пламенем, ни звона магических нитей. Повсюду скользили тени, дым благовоний завивался под выгнутым потолком из стеклянной мозаики. Словно небо над облаками разбилось. Так странно.

По чёрной глади стола плыли отражения кубков, кувшинов, персиков, винограда, листов, чернильниц и золотых перьев. В глазах рябило, голова кружилась, Анкарат не знал – от дыма, усталости или от ран. Перед тем как сбежать из гарнизона, он быстро умылся, накинул куртку, но запах крови как будто пропитывал всё. Что она скажет, если заметит? Порадуется, спросит?..

Мама устроилась на низкой кушетке среди разноцветных подушек. На шее – лунный кулон, в волосах янтарные бусины, а свет глаз, хороший сейчас или плохой? В полумраке не разобрать, да и неважно, Анкарат видит её – значит, хороший.

– Пришёл? – Подхватила со стола кубок и улыбнулась.

Анкарат кивнул, подумал немного, спросил:

– А где..? – Очертил по воздуху контуры медной чаши. Прежде это была священная вещь.

Мама рассмеялась тихонько:

– Ты ведь здесь, больше это не нужно, – и прежде, чем Анкарат успел переспросить, бросила ему персик – совсем как девчонка. Анкарат поймал – одна из ран обожгла, кажется, закровила сильней, – но он всё равно был рад.

Мама склонила голову к плечу, чуть хмурясь:

– Что это с тобой?

Заметила?

– Была Сделка, я сражался, почти победил.

Рассмеялась:

– Не бывает почти-победы, тем более в Сделке. Но всё равно молодец, это правильное для тебя дело, сражайся, сражайся. – Глаза вспыхнули, мама коснулась кубка губами, улыбка её заярчилась. – Ты должен кое-что сделать. Верни мне Килча.

– Не хочу с ним говорить, – сказал быстрей, чем подумал. Знал, что зря, – но никогда не мог промолчать.

– Правда?.. – протянула задумчиво, вновь пригубила вино.

И вдруг скинула ноги с кушетки, метнулась ближе. Прищурилась, золотой свет глаз захолодел.

– Я всё знаю. Я видела, что вы творили там, – она шептала, стремительно, горячо, – меняли землю. Ты занимался не своим делом. Пытался вмешаться в Его порядок. Исправь это, докажи, кому ты по-настоящему предан. Исправь, и тогда Он вернёт мне Килча.

– Исправить?..

Усыпить жилу, вернуть в каньоны, заставить землю снова заснуть? Позволить вновь разделить кварталы?

– Да. Ты всё переворошил, я помню, ждала в том мерзком доме и слышала, как земля превращается, как ты… Ты не должен был, не для тебя, сделай как раньше. Ты ведь видел людей этой земли на Скале Правосудия. Он разоблачил их суть. Они ничтожества, им ничего не нужно. Они благодарны за ту судьбу, что им досталась. И ты – исправь, верни им эту судьбу и будь благодарен.

Запах крови сгустился, даже сладость персика стала просоленной, алой.

– Я не стану. Земля этого не хочет. А Правитель сказал: пусть земля изменится, если хочет меняться. Сказал, я был прав.

– Вот как? – Мама поставила кубок, но не отпустила. Он дрожал, чёрный стол, все его отражения подёрнулись звенящей рябью.

– Да, так.

– Ты, значит, понимаешь Его лучше меня?

– Может, и лучше.

– Вот ещё! Убирайся отсюда! – Швырнула кубок, Анкарат уклонился, звон разбежался по дымным теням, по разбитому небу. – И не появляйся, пока не сделаешь! Убери его, Гриз! Всё разрушаешь, зачем ты пришёл, ненавижу!

Свет в стеклянных сферах пригас, штормовой ветер смыл запах сада.

Они вышли к обрыву. Внизу, за тонкой россыпью городских огней, грохотало море.

– Как-то скверно всё получилось, – усмехнулся Анкарат мрачно. – Пойду-ка отсюда, а то будет хуже.

– Нет… – откликнулся Гриз неловко, – сюда она не придёт. Правитель волнуется за неё… Поэтому…

Поэтому дом под такой сложной печатью, такой сложной, что защиту гарнизона Гриз словно и не заметил.

Но «поэтому»