значило что-то ещё. Что-то плохое.
Море вдали ударило раз, другой – и Гриз заговорил снова:
– Когда я только пришёл сюда, очень обрадовался. Думал, постепенно всё станет как прежде. Тебе разрешат поселиться здесь, может, и Килчу тоже… Знаю, ты на него злишься, но подумай: разве был у него выбор? Это приказ, приговор.
– Ясно, – отрубил Анкарат. Килч был учителем Гриза, конечно, тот хотел его оправдать, но Анкарат это слушать не собирался. – Ты обрадовался, а потом?
– Потом… Помнишь, Рамилат всё говорила про клятву, а со временем позабыла?..
Гриз судорожно вздохнул, помедлил.
И закатал рукав.
– Оказалось, нет. Ничего она не забыла.
На запястье Гриза лежала печать – воспалённый, багряный росчерк, перехлёст магических нитей под кожей, резкий, рваный, как знаки в мамином письме.
– Но это не клятва… – пробормотал Анкарат сквозь тупое оцепенение. Боль собственных ран отступила. Он знал плохой свет, и прежде случалось разное, но разве могла она поступить так жестоко? Как она…
– Не клятва, – кивнул Гриз и продолжил.
Когда Гриз оказался в доме, Рамилат сказала Правителю, что хочет помочь Гризу, ведь тот был ученик Килча и друг Анкарата. И сказала: боится ему помогать, ведь он преступник. Сперва Правитель лишь усмехнулся: «Ты тоже преступница, помнишь?» Но она не сдавалась, сказала: «Он обещал мне клятву». И тогда…
– Тогда он принёс ей нити. И она сделала это. Не клятва. Просто печать. Теперь я её слуга.
В голове полыхнуло, грохот крови заглушил море.
Если бы Гриз не пошёл со мной, этого бы не случилось. Если бы я не связался с Кшетани, если бы…
Нет, я был прав.
– Я всё исправлю. Мы пойдём к Килчу, он разрушит её печать, он же её учитель. Пойдём сейчас! Он целый квартал превратил в цепь своих знаков, с этим ему легко будет справиться.
– Нет, – Гриз мотнул опущенной головой, – не сегодня. Тебя ранили, тебе и сюда не следовало идти. Вернись в гарнизон.
– Да иди ты!.. Я только вышел оттуда, неизвестно, когда ещё меня выпустят.
Гриз ответил спокойно:
– Я не поведу лодку, если не пообещаешь вернуться, а никак иначе отсюда не спустишься. Потом попробуем разобраться. Я справлюсь.
Сколько ни спорил, Гриз не соглашался. Пришлось обещать.
Что толку держать обещание, если оно тупое? Думал и думал об этом, пока лодка падала вниз по Ступеням. Гнев колотился в горле, перед глазами вспыхивали рубцы печати.
Так случилось из-за того, что Анкарат согласился на дурную работу, обкрадывал Старший Дом?
Или из-за того, что разбудил землю? Но это ведь было правильно. Так должно быть.
Неважно. Случилось из-за него, значит, он это и исправит.
– Пожалуй, – задумчиво протянул Гриз, – пойду с тобой.
И перепрыгнул борт лодки.
– Зачем это?
– На всякий случай.
– Иди ты! Я же пообещал!
Не стал ждать, зашагал вперёд, про себя ругаясь. Гриз, как прежде, потянулся следом тощей сутулой тенью, невидимой во мраке.
Впереди заплескался свет гарнизонных башен, вспыхнула с подземным солнцем полоса заградительных знаков. Нет, так неправильно, нужно идти в квартал, идти к Килчу. Неизвестно, что мама сделает, когда Гриз к ней вернётся сегодня. Нужно заставить его пойти.
Анкарат сбавил шаг, обернулся к Гризу – и потому пропустил движение в темноте.
– Вернулся?..
Шейза спрыгнул с груды портовых ящиков. Поперёк рёбер лежала повязка. Всё-таки Анкарат победил.
Справа и слева вышли приятели Шейзы. Только трое, не страшно.
Гриз оставался где-то там, под защитой теней, – и правильно делал.
– Зачем убегал? – Шейза шагнул ближе.
Анкарат положил руку на меч.
– Дела были. Пропустите.
– Ты хоть представляешь, бандит-погорелец, какую честь тебе оказали? Попасть в Стражу! Почему мы должны разыскивать тебя среди ночи? Ариш места себе не находит – пропал, сбежал, что теперь делать? А если ты сумасшедший и потому сбежал? Может, лучше тебе и вовсе не возвращаться?
Сделка не завершится, пока один из них не победит, верно?
Вот и хорошо.
Меч согревал ладонь, близость битвы смывала боль.
– Не трать силы, и так на ногах еле стоишь, – предупредил Шейза. – Вот твой дружок прячется, молодец. Хотя толку-то? Его сверху издалека видать.
Обломком копья он вычертил на земле кривой знак печати. Должно быть, линза на башне его подсветила.
– Говорю тебе по доброте: убегай, скройся там, откуда пришёл, на этом обломке. Раз уж всё так хорошо и ничего не сгорело. В гарнизоне ты нам не нужен и городу тоже не нужен.
– Не тебе это решать. – Гриз выступил из темноты. Лицо замершее и бескровное, глаза остановились, потеряли весь птичий блеск. Маска, а не лицо.
А пальцы сложены пятым символом цепи. Что-то он значил – когда-то Килч объяснял. Что-то дурное.
– Молодец, что нарисовал. Так проще.
От знака на земле потянулись нити. Не звенели, не пели – от них шёл утробный гул, не голос солнца, медленный, густой голос пещерных недр. Шейза, тоже медленный, словно бы слишком тяжёлый, словно воздух сгустился смолой, потянулся к знаку, растоптать, разорвать связь, но Анкарат выхватил меч и ударил – плашмя, слепо. Издалека помнил: убивать Шейзу нельзя, но с каждым мигом всё путалось и темнело, огни гарнизона слепили зна́ком незавершённой Сделки.
Друзья Шейзы исчезли, словно их стёрло из мира, но так быть не могло, испугались, сбежали.
– Знаки вас видят. Если хочешь продолжить свой путь, – сказал Гриз не голосом Гриза, голосом каменной тяжести, застывающего железа, – признай поражение. Анкарат победил и будет делать что хочет. Как было в Сделке.
– Уроды! Здесь нет никаких знаков! Так… так нечестно!
– Знаки видят, – повторил Гриз.
Его голос и гул сгустились, соединились. Меч в руках Анкарата остыл, его свет потемнел отражением в колдовском кристалле.
– Хорошо… хорошо, признаю, он победил!
– Имя.
– Анкарат победил!
– Сделка завершена.
Шейза удрал раньше, чем магия Гриза рассеялась, только ругань долго катилась по переулку.
Анкарат убрал меч, не сразу попал в ножны – руки не слушались, рубашка совсем промокла от крови.
– Как видишь, – мрачно усмехнулся Гриз, – эта печать может быть и полезной.
– Я всё исправлю.
– Конечно. А пока лучше возвращайся.
Анкарат медлил.
– Слушай… а разве можно завершить Сделку вот так, без знаков?
Гриз прищурился, потом ответил серьёзно:
– Конечно. Все знаки со мной.
IV
Лечебный покой гарнизона рос из сустава одной из башен, окнами прямо на тренировочный двор. Сквозь затопившую тело слабость Анкарат слышал шум тренировок: лязг оружия, выкрики, ругань и смех.
Не успевал разозлиться и пожалеть, что теряет время: длинная комната, затенённая пыльными занавесями, то надвигалась, то текла прочь. Он помнил себя, не терял