Её голос струился, ласковый, такой мягкий. А тьма пульсировала вокруг. Выгоревшая, горькая, предначальная тьма. Издали прорывался шум битвы, высоту рвали полосы света – а потом тьма снова смыкалась вокруг.

– Мы вырвемся, – пообещал Анкарат, накрыл руки Амии ладонью, стиснул, – я знаю, где мы.

Это пространство Испытания.

Такое же, как на Вершине.

Молодец, – прогудел голос гор, нет, человеческий, резкий голос, или несколько голосов. Незнакомый выговор, обрывистые слова, слоги врезаются друг в друга, сминают гласные, – понял. Но тебе отсюда не выбраться. Спусти девчонку на землю, и мы сохраним ей жизнь. Иначе сгорите оба.

Лязгнули пластины доспеха – Амия обняла крепче.

Нет, так быть не может. Не может пространство Испытания, слитное с душой гор, подчиняться лишь людям. Как и везде, где-то здесь звучит воля земли.

Ты ничего не знаешь. Мы пришли сюда, чтобы подчинить эту волю. Так было в каждом городе. Но мы хотели получить её по-настоящему. Взяли печати торговцев. Сотворили собственные оковы. Все эти горы – наши. Каждый их вдох. Ты же видел. Эта земля сильна. Но собственной воли больше не помнит.

…Звучит. И она услышит. Анкарат её освободит.

Позвал подземное солнце – но зов упал в пропасть. Пропастью стала земля под копытами Чатри, теперь они мчались вниз, вниз, вниз, и впереди тьма накатывала только плотнее.

Видишь. Бессмысленно. Свою силу ты здесь не дозовёшься. Знаешь… убивать тебя расточительно. Любой огонь и любую жилу можно усмирить. Торговец был слаб. А мы сумеем.

Если не слышит солнце…

– Идите ко мне, – крикнул, голос раскинулся долгим эхом, заметался, как под пещерными сводами, – здесь – Испытание! Испытание Тьмы!

Зов потонул в тишине.

А после мрак взорвался движением, золотым гулом.

Иртрана скакал впереди, счастливый, бесстрашный, лук в руках – солнечная дуга.

Секира Башарэда потемнела – в этом пространстве не разобрать, кровью ли, каменной пылью? Он улыбался – мрачно и чуть устало. Невпопад Анкарат вспомнил девушку из прибоя, светлое платье, ожерелье из ракушек. Завтра – всё, так Башарэд сказал тогда. В тот вечер они были счастливы. Счастливы и свободны. Будут ли снова?..

Да, да, да!

Меч Тэхмирэта рассёк темноту, конь его двигался большими прыжками, преодолевая провалы, пустоты земли, и двигался так легко. Тэхмирэт смотрел сосредоточенно и спокойно, лишь шрам казался белее, выдавая отхлынувшую от лица кровь. Нет шансов, сказал он, мы не вернёмся. Даже если Тэхмирэт ещё думал об этом, больше его это не волновало. Погасил все лишние мысли, как умел только он.

– Испытание Тьмы, – равнодушный, серьёзный голос, – мы проходили множество раз. Справимся и теперь.

– …Но девчонке здесь нечего делать, зря вы решили поехать вместе, я предупреждал, это глупость, – фыркнул Гарджи, раскручивая железную цепь, а Гиртарэм его перебил, смеясь:

– Уж ты бы мог помолчать! В Амии больше старшей крови, чем во всём нашем звене.

Время вокруг застыло, послушное его воле, и в круге неподвижного времени возник Карантера – копьё утопает в течении тьмы. Лицо перемазано красным, в волосах каменная крошка, рассеянный и весёлый.

Анкарат привёл их сюда для победы? Или чтобы погибнуть вместе в чужом, незнакомом пространстве, среди неизвестных сил?

Для победы. Только для победы, конечно. Неизвестных сил нет. Что бы ни делали люди с землёй, у неё одно сердце. Оно услышит. Откликнется.

Глупый. Не жалеешь своих друзей. Приведи сюда хоть всю свою армию. Лишь отдашь нам ещё больше силы.

– Нужно найти их, – сказал Анкарат, – они где-то в сердце этого пространства. Найдём и освободим эту землю.

– Вы здесь, все вместе, это так здорово, – вздохнула Амия, свет от её ладоней заискрил светлячками, заскользил под доспехом. – Я всегда мечтала увидеть такое сражение.

Глупое солнце и глупый цветочек, – голоса воздвигались вокруг, плотнели и осыпались в пыль, – последний шанс сдаться.

Иртрана фыркнул, выстрелил в чёрную высь.

Стрела рассекла темноту, рассыпалась снопом искр.

И воздух исчез.

Голоса превратились в тяжёлый гул, напитались каменным весом, обрушились скалами – окончательным, разбивающим знаком. У Чатри подломились ноги, Анкарат подхватил Амию, спрыгнул, но тверди внизу не оказалось – только падение. Амия прильнула ближе, подняла глаза – медовый их свет почти исчез, так огромны, черны стали зрачки. И в той черноте отражалось пространство этого Испытания, нет, у него должно быть другое имя, никаких Испытаний в этой земле нет.

Связь звена пробивалась сквозь тьму, но здесь, под тяжестью гор, Анкарат больше не различал лиц и имён, различал лишь элементы, запах крови, неровный и слитный пульс. Так же как пространство Вершины когда-то отсекло его от друзей, это пространство разметало их по разным узлам, разным потокам, всё ещё вместе, но так далеко.

Больше не различить землю и небо, темноту и солнце, осталось только падение, вязкое, медленное, как смола.

Скоро и это исчезнет, – прогремели с высоты голоса, – ты станешь частью породы. Одним из наших Проклятий. Не сильно изменишься. Ты Проклятье и есть. Дикое. Наша сила – в умении вас подчинять.

Кровь застывала и каменела, руки облеплял чёрный доспех. Лопнула линия клятвы, её прорвал осколок скалы – едва успел отвести руку, чтобы не ранить Амию. Та дрожала, всё прозрачней и легче, золотой её свет летел солнечной пылью вверх. Второй рукой Анкарат прижал Амию крепче, она запрокинула лицо, дыхание срывалось с губ дымкой. Сладкой, как пар над водой в белом дворце, светлой, как не покидавшее комнаты солнце. Прервать поцелуй не хватало воли, впервые её не хватало.

– Даже если это конец, – шепнула Амия ему в губы, – мы ушли оттуда, мы вместе.

Эти слова разозлили, ворохнулось сердце: нет, не конец, я справлюсь! – но чернота проникала в кровь, вбивала меж рёбер острые камни, превращала его во что-то иное, в глубину тёмной земли, в жар этой глубины. Пространство Испытания, или пространство смерти, – распахнулось, и Анкарат увидел, как его собственной силой движутся горы, накатывают на разбитые звенья Отряда, сминают их гул и защиту, как Аметран пытается их перестроить, но без толку: общая сила Отряда текла в