прежний смысл.
А после горизонт прорвала фигура Храма Соли. Теперь Анкарат видел: прежде Храм был свёрнут узлом, а теперь распрямился. Тонконогое, печальное существо с короной ветвистых рогов, со шкурой, изрезанной жреческими знаками. Его голос упал на Печать тишиной. А на месте дворца горело изумрудное зарево.
Оставалось что-то ещё.
– Гриз, – только теперь Анкарат вновь почувствовал собственный голос, – сделай для меня кое-что.
Гриз, потрясённый и зачарованный, стёр со щеки угольный след. В чёрных глазах блестели слёзы.
– Не представлял, что возможна такая магия, что… ч-что ты хочешь?
– Моя связь с гарнизоном. Расплети её. Не хочу, чтобы кто-то шёл за мной не по своей воле. Те, кто хочет уйти, – уходите. Бегите.
Но, кроме Шида, никто его не покинул.
На пути из города несколько отрядов чужого Правителя пытались преградить путь, отомстить – но стычки были недолгими и почти бескровными. Внешняя стена ещё ярилась, гремела прежней силой – но машины Медного города разбили её снаружи. Пока рушился камень, Анкарат наблюдал: глубоко в темноте земли тают старые границы – как говорила Атши. Силы сердец сливались новой, единой силой.
Новым временем.
Осталось только найти древний народ – прежде, чем Правитель решит остановить. Понять всё до конца. Добраться до сути земли. Кочевник указал путь, и без промедлений они направились к Хребту Земли.
А когда вошли в его чёрную тень, земля затряслась, заклокотала.
«Далеко от города ты не уйдёшь». – Эти слова чужого Правителя Анкарат вспомнил слишком поздно. Хребет Земли рушился навстречу чёрной лавиной, необъятной, стремительной. Анкарат стиснул поводья Чатри, Амия, сидевшая позади, обняла его крепче.
Он ударил пятками и рванулся навстречу лавине.
Знак, прожигающий время насквозь
I
У Изумрудной Печати было много союзников и много власти даже за пределами собственных стен.
Самоцветы с погасшей волей, металлы без голоса, ковкие, послушные любым рукам, способные превратиться и в оружие, и в украшение, и в колдовской амулет, которому можно придать свойства даже враждующих элементов, и во что-то совсем простое – элементы машин, посуду, – ценились везде. И, конечно, главной ценностью были печатки-монеты – они ходили по всем городам, порой превышая количество местных денег. Город Старшего Дома, растущий возле каньонов, гордый живой, яростной силой своих жил, машин, воинов, до сих пор держался с Печатью с отстранённой прохладцей. Но ближайшие города привязывали к ней древние, прочные торговые связи. И Сад-на-Взморье, поставлявший живительные настои и зёрна силы, овощи и вино. И Прибой, когда-то враждовавший с Печатью, но уже давно закупавший обработанные металлы для верфи.
И, конечно, Хребет Земли.
Именно в его недрах добывали неогранённые, дикие самоцветы, искали жилы живой руды.
Именно заклинания Печати сделали эти недра пригодными для человека – как клетка знаков усмирила когда-то землю квартала, так и колдовство Печати удерживало Хребет, своды его поселений, ограждения плоских уступов, облепленные чёрными домами. Здесь жили угрюмые, дикие люди. Те, кто покинул Путь из страсти прогрызть дорогу к его сердцу, из чистой жадности к силе земли, желания взнуздать эту силу как непокорную лошадь. Такое желание не может сбыться легко, жизнь здесь была тяжёлой, скалы рычали, ярились, Хребет встряхивал чёрной шкурой, обрушивался обвалами. Старшая кровь Хребта перемешалась с кровью обычных людей, здесь давно не осталось правителей, градоначальников – только несколько горных племён, враждующих, но зависимых от Печати.
Когда Печать пала, ослабли и её знаки в чужой земле. Раскрошились опоры, усмирённые жилы прорвались потоком бушующей силы.
Но люди Хребта эту силу любили – пусть и жестокой, несправедливой любовью.
Гибель Печати была для них знаком не к бегству – к атаке. К легендарной, последней битве.
Скалы гремели, весь Хребет обращался Проклятьем. Старшие поселений объединились, допьяна напоили его кровью своих людей.
И направили наперерез врагам.
Обо всём этом Анкарат узнал много позже.
А врываясь в грохот камней, минуя струи металла, что разбивали землю, переплетались громадными сетями, – думал только о том, как не потерять Амию, как защитить. Бросил безмолвный приказ Отряду – и сила их соединилась. Золотая волна огня столкнулась с чёрной волной обвала. Воздуха не осталось, только чад, горечь, багряные искры, грохот, сминающий душу.
Из тьмы шёл строй изменённых людей-Проклятий. Облепленные каменными доспехами, сами похожие на ожившие осколки гор, возвышались они над землёй, двигались сквозь лавину, словно сквозь чёрную реку. Мечи в их руках – каменные обломки – резали воздух, оставляя полосы пустоты, с каждым шагом врезались в землю. И земля взрывалась, разламывалась пропастями, рыча, выгибалась, катилась навстречу.
Холодной искрой блеснула мысль Тэхмирэта: нет шансов, мы не вернёмся. Сразу растаяла, потонула в общей решимости, но где-то на дне сердца Анкарат продолжал её слышать. Её – и то, как шквал обвала отсекал звенья Отряда, как рвалась общая сила, как волна её становилась прозрачней, слабей.
Если б Проклятья Прибоя и Печати последовали за ними! Но Проклятья Прибоя не могли уйти далеко от моря, а Сердце Печати устало от собственной ярости, вернулось в разрушенное гнездо дворца. Долгие годы истощения не прошли бесследно. Проклятье погрузилось в сон – но теперь чистый, спокойный. Может, проснувшись, сумеет поверить людям. Анкарат верил: сумеет. Их союз, его клятва, новое время исправят столетия рабства.
Нужно лишь преодолеть чёрные рычащие скалы, добраться к центру Пути.
В последний раз победить.
Позвал огонь, и меч вспыхнул зарницей, узел Пути засиял, развернулся хлыстом.
Анкарат ворвался в строй каменных воинов, и зарница силы громила, крошила их.
Но Хребет поднимался всё выше, заслонил небо. С новым ударом воздух разверзся и лопнул.
Огонь задохнулся.
Они скакали во тьме.
С ладоней Амии скользил прозрачный медовый свет, разгонял мрак.
В коротком разрыве между грохотом каменных волн Анкарат различил её голос:
– Колдовство Хребта, вот какое…
И всё стихло. Чатри неслась вперёд в пустоте, на пределе сил, на той скорости, что быстрее сомнений и страха. Никого больше не было в мире. Только Амия, Анкарат и Чатри. Их отсекло от Отряда, от земли, от неба.
– А если, – шепнула Амия, – мы здесь навсегда? Не так и плохо, правда? Лучше, чем в этом городе. Я так боялась, что ты не успеешь. Что не поймёшь, подчинишься, не станешь меня спасать. Впервые в жизни боялась так сильно. Даже когда думала, что отец отдаст меня корням… это было не так страшно. Не так страшно, как то, что сделал Тория. Не так страшно,