– Вот и вы, – сказала без выражения.

И Анкарат узнал голос.

Изумрудная Печать изменила Ским сильней, чем могла бы изменить жизнь на проклятой земле. Глаза потускнели, потрескались губы. Ским казалась гораздо старше, чем была на самом деле. Высохшей рукой сжимала узел своей накидки.

Видеть её такой было больно. Анкарат выдохнул:

– Ским… я всё исправлю.

Ским вскинулась, как будто услышала его голос издалека.

– Конечно, – усмехнулась новой, усталой улыбкой – лицо словно треснуло, – как и всегда. Ты совсем не изменился. Пойдёмте.

Шид обогнал Анкарата, взял Ским за руку, и втроём они углубились в город. Ским жила возле одного из важных узлов. Кшетани когда-то выменял карту, изучил это место.

– Это ведь вам поможет? – спросила тем же тусклым, едва узнаваемым голосом.

Ским, Ским, как это могло случиться?

Почему допустил?

Нет, не время думать об этом. Нужно спешить. Чем раньше Анкарат доберётся до этого узла, тем быстрее сумеет помочь.

– Да, – эхо билось о стены, подступавшие ближе и ближе, – спасибо, Ским.

Возле узла он коснётся сердца города… далеко, но так будет лучше, чем во дворце, протравленном печатями.

Небо исчезло – дома сомкнулись над головой множеством переходов, лишь квадраты света падали с высоты. Ским привела их в маленький тесный двор, похожий на дно колодца. Колодца под железным листом – света дня совсем не осталось, только сонно моргали мёртвые самоцветы в стенах, их отблики ползали по камню, похожие на взгляд чужого Правителя.

Почему-то Анкарат надеялся, что и возле нового дома Ским устроила сад, но его, конечно, здесь быть не могло. Только камень, несколько железных дверей, узкие провалы окон – вверх, вверх и вверх.

– Вот и пришли, – бросила Ским глухо, – здесь я живу.

Взгляд её полоснул неожиданной, живой яростью. Хотел изменить судьбы людей квартала? Мою изменил – смотри, смотри что ты сделал. Анкарат был почти рад этой ярости – вернулась прежняя Ским или не прежняя, но живая. Теперь они поговорят, Анкарат всё объяснит, Шид заберёт её из этого запечатанного двора. Всё будет хорошо.

Но то был лишь миг.

Ярость погасла. Ским осторожно вынула руку из пальцев Шида. Отступила на шаг, другой.

Шид смотрел растерянно, словно бы заблудился. Теребил плетёный браслет сестрёнки. Своего браслета Анкарат не чувствовал – кожа под ним занемела из-за печати.

– Ты обещал мне, – сказала Ским.

Шид длинно, со всхлипом вздохнул.

И сорвался с места.

Его мечи вспороли воздух, тот заплескался рябью – студенистый и вязкий.

Анкарат отшатнулся, потянул меч из ножен. Рука не слушалась, оружие казалось слишком тяжёлым, узел Пути потускнел. Шид ударил снова и выбил клинок из полумёртвой ладони – чётким, красивым движением – Анкарат сам научил, наконец получилось. Он уклонялся, берёг дыхание. Сложнее всего – не смотреть на Ским. Позвал огонь – земля между ним и Шидом полыхнула стеной.

– Что ты делаешь?

Ским не дала Шиду ответить, крикнула:

– Видишь? Я говорила, он всё здесь сожжёт, как в нашем квартале! Я видела, видела всё, что он собирается сделать, он хочет разрушить город, убить Правителя!

Видела сон города… наверное, здесь действительно узел силы.

– …А потом так же, как наш квартал, сгорит весь мир! Убей его!

Только этой отчаянной злостью Ским оставалась жива.

Шид остановился, сквозь пламя почудилось – отдышаться.

Да, дыхание рваное и тяжёлое, держать его ровным Шид так и не научился.

Нет.

Он плакал.

На пальце Шида тускло блестел перстень Кшетани. Перстень силы гарнизона. Вот почему Дарэш молчал.

Бегать от Шида – это ведь глупо. Они только что нашли Ским. Так мечтали об этом.

Шид подавил новый всхлип, рванулся сквозь пламя.

И ударил.

Удар пробил лёгкое, рот заполнился кровью. Кровь бурлит в горле, уже не вдохнуть.

Жаль, в этом дворе не разглядеть неба.

Только Тьма.

Как сказал Аметран?.. В этот раз провалил Испытание Тьмы.

Странно, сейчас ведь Сердцевина, самое яркое, жаркое время.

Шид бессильно уронил руки, студенистый воздух дрожит его всхлипами.

Не плачь, Шид, Тьма далеко, бояться нечего. Все эти истории Имры – ложь. Тьма – только слово для времени года. Не плачь, ты ведь мечтал найти Ским. Вот же она, обнимает тебя, гладит по волосам.

Шид зло толкает в ножны оба меча. Срывает с пальца кольцо и швыряет в огонь.

Огонь захлёбывается, дрожит, уходит в землю.

И кровь уйдёт в землю, позже появится гарнизон. Анкарат будет слышать грохот шагов, ждать под тяжестью черноты, а спустя сотни лет кто-нибудь его позовёт…

Нет.

Нет, я не сдамся. Моя воля сильней. Я не брошу Амию, я не…

Откройся.

Голос Дарэша, сильный и вольный, заполняет лёгкие не воздухом – мощью.

Новой, чужой, незнакомой. Что-то близится – как рассветный разлив.

– Что теперь делать, – забормотал Шид, – Ским, что мне делать, что теперь будет? Я правда убил его, как теперь быть?..

Анкарат перекатился на бок, сплюнул кровь.

Ским не успела ответить. Застыла, уставилась перегорающим взглядом. Триумф превращался в ужас.

Сила города, его ярость поднималась сквозь чёрную землю, навстречу сердцу, разгоралась в свете подземного солнца, ярче, прекрасней, страшнее.

– Бегите, – сказал Анкарат, – прости, Ским.

Прости, но ты сама выбрала этот путь. Не я привёл тебя сюда.

Шид рванулся к нему: прости, прости, я не хотел, – но Ским бросилась наперерез, схватила за руку и помчалась прочь.

Эхо шагов прокатилось по переулку и стихло.

Анкарат открылся Дарэшу и новой силе.

Город теперь засиял.

Жилы его из меди, из потемневшего золота, каналы, запечатанные людьми, сила, затвердевшая сотни оборотов назад, теперь вспоминала себя, звучала, вела вперёд. Оживали мёртвые самоцветы, словно лунатичные, заволоченные колдовством глаза прояснялись.

Анкарат шёл сквозь город, мимо светлеющих зрачков города, мимо светлеющих его стен, мимо печатей в стенах и под ногами, что крошились теперь, разрушались. Анкарат слышал рваный присвист в своём дыхании. Удар Шида пришёлся между пластинами доспеха – нет, не Ским надоумила Шида, такой удар не сработать за несколько дней, он придумал это давно, и под металлом, гудящим яростью, золотом, расползалось пятно, отчего-то холодное. Новая рана пульсировала болью, но издалека. Никакая боль не остановит.

Анкарат видел себя немного со стороны, запаздывал за собственным шагом. Собственным ли?

Сейчас впереди был Дарэш. Говорил с землёй. Его речь текла тёмным потоком, не разобрать слов, чужой язык – древний язык глубин, столетий во тьме, в плену чужих устремлений, тех, что могут иссушить, выпить до дна то, к чему сам стремился, зачернить, оборвать твой путь.