Он поймёт, как победить. Справился с Аришем, справится и теперь.

Говорил себе, убеждал – но ярость била волнами, расшвыривала мысли. «Принесёшь мне клятву». – Да как он смеет! Сны города вскипали перед глазами, Анкарат видел чужого Правителя растерзанным, рёбра вывернуты наружу, сердце вырвано и вместо него – крошево разбитой Печати. Прежде Анкарат не знал такой ненависти: собственная отчаянная злость слилась с чёрной, перебродившей злостью пленённого сердца земли.

Анкарат ворвался в комнаты Аметрана – навстречу пахну'ла та же бессмысленная роскошь, мёртвая пестрота. Аметран стоял посреди неё чёрно-серым росчерком, совершенно чужой здесь. Лицо потемнело за время осады, глаза ещё светлей, ещё отрешённей. Но что-то блеснуло в этих глазах, далёкая, белая искра надежды. Аметран всё ещё верил в него, не разочаровался.

И зря, несправедливо!

Анкарат рассказал всё, не заботясь о том, что стены дворца передадут его голос чужому Правителю и его людям.

Рассказал об Илтари, о Горьком Прибое, об Оскале, о том, что понял о древнем народе. О том, как пришёл в ловушку. О том, что Правитель их предал и осада была нужна, чтобы вымотать армию. О том, что Анкарат был нужен, только чтоб умереть здесь, стать жертвой города, сила которого почти выпита старшей кровью.

Аметран смотрел недвижно и ясно. Сейчас его непроницаемое спокойствие гасило ярость. Слова остывали, мир прояснялся. Всё пришло в равновесие. Только рука оставалась занемевшей, чужой.

– Почему ты решил, – спросил Аметран, – что этот человек говорит тебе правду?

Анкарат задохнулся, взорвался вновь:

– Потому что ему отдали Амию! Предали меня!

– Как это связано с нашей кампанией? Об Амии Тория договорился, ещё когда мы были в Саду-на-Взморье. Я так думаю.

Он чуть заметно вздохнул, опустился на кушетку, махнул Анкарату – садись.

– Ты слишком прямолинейный. Для короткой кампании это неплохо. Но в таком походе с каждым новым городом то, каков ты есть, как поступаешь, становится всё ясней. Особенно такому расчётливому человеку, как здешний Правитель. Тебя легко обмануть. Легко заставить совершать глупости. Тем более ты и без того не слишком умён.

Анкарат стиснул зубы, уставился в пол. Всё это правда. Аметран говорит правду. Видел её с самого начала.

Молчание лежало тяжёлой глыбой.

– Но у тебя есть то, – продолжал Аметран, – что важнее ума. Ты чувствуешь землю. Знаешь, что ей нужно. Ты правильно поступил, что отдал сердцу этого города кровь. Теперь оно с тобой.

Аметран смежил веки. Добавил тише – так произносят давний секрет:

– Теперь оно оживёт.

Его память, их общая память Отряда открылась, перехлестнула видения города.

Мать Аметрана родилась в Изумрудной Печати. В один из праздников Жатвы приехала в Город Старшего Дома, встретила воина из Отряда, влюбилась, но путь к первому дому не позабыла. В детстве Аметран бывал в Изумрудной Печати, помнил её улицы, помнил дворец. Помнил, как он менялся, мертвел. Помнил, как хворь вцепилась в сердце матери, выпила её жизнь. Тогда она решила: это расплата за то, что ушла в другую землю. Но теперь Аметран видел…

– Твоё новое время, – голос его звучал ровно, широкой рекой, но на глубине вибрировал – силой, зна́ком металла, тем же гулом, что окружает доспехи Отряда, – оно всем нам нужно. Сердца городов… Проклятья… мы сильно их подвели. Я знаю давно.

Обратил на Анкарата выцветший взгляд, вновь распахнул память.

Когда-то искал способ помочь матери. Она говорила: Изумрудная Печать холодна, но Город Огня и Солнца меня согреет. В этом городе – жизнь для всех. И я верил. Во время Испытания Тьмы отбился от своего звена, пошёл вглубь Вершины. Шёл дальше и дальше. Просил её исцелить. Отдавал свою кровь. Когда отдать больше стало уже невозможно, сказал: возьми что хочешь. Спаси её.

Не получилось.

Пространство Испытания, та степь под горящим небом, ты помнишь? Все помнят. Все возвращаются с этого слоя, а я пошёл дальше. И степь обратилась холодным пеплом. Он остыл очень давно. Он сыпался сверху. Сердце Вершины выжжено. Оно давно истощилось. Его питает лишь ярость Проклятий и наша кровь. Жертвы во время Испытаний.

А теперь – эта война.

Я тоже принёс жертву. Вершина забрала все мои чувства. Я не хотел жить, не хотел возвращаться. Лёг на холодный пепел, смотрел, как он поднимается вверх, исчезает во тьме. Смотрел и думал: вот где наше место. Во время Испытания Тьмы все мы должны сражаться. В тот раз я его провалил.

Пусть я исчез, но связь Отряда продолжала звучать. Притянула обратно.

Ребята из моего звена отыскали меня несколько дней спустя. Не в этом пространстве пепла, а в зале преддверия, в том, где начинаются все Испытания. Если б я мог ненавидеть, возненавидел бы за то, что они рассказали.

Мама убила себя. Решила, Город, защиты которого она так хотела, забрал меня. Но даже узнав об этом, я не испытал горя. Не испытал ничего. Я знаю, считаешь меня мертвецом. Так и было. Очень долго.

Но когда я услышал про твоё новое время… когда понял, что ты можешь говорить с ними. С Проклятьями. Что-то вернулось. Что-то зажглось вновь. Ты должен исполнить то, что задумал. Исправить… всё это. Найди способ. Мы будем с тобой.

Взгляд Аметрана ожил, в нём разгоралась надежда. Его огромное горе, жизнь, прошедшая мимо, нависла тяжестью целого города. Такой надежды Анкарат прежде не видел. То было не стремление Гриза к настоящему Пути, не вдохновение, охватившее Отряд и людей Медного города, не мечты Илтари и его жрецов – желание нового, поиск живой, не навязанной веры. Не жажда свободы для себя и для всех вокруг, что гнала Анкарата вперёд. Эта надежда была как последняя нить. И звучала сейчас сильней, абсолютней всего другого. Весь мир выгорит и остынет. Каждое сердце померкнет. Это знание Аметран пронёс сквозь всю жизнь. Так случится, если Анкарат не справится.

Глотнул воздуха – кислого, холодноватого. Выдохнул:

– А Правитель?.. Ты не веришь, что он нас предал… Ты говорил с ним об этом?

Аметран неопределённо повёл плечами:

– Мы были тогда очень молоды… Он не поверил, что всё именно так. Решил, что меня выжгло горе. Позже он понял, они с Килчем долго решали, как быть… и тогда Рамилат провела свой ритуал. Подняла ближе силу подземного солнца. Ближе к тебе и к себе… ко всем нам. Сделала то же, что ты сделал здесь. Дала нам время. И создала судьбу, которая всё исправит. Насколько я знаю… он отправил Рамилат в проклятую землю, чтобы увидеть, как проявится твоя сила. Сможет ли судьба сбыться.