Янтарный купол раскрылся сияющей аркой. Чужой Правитель отворил путь к сердцу города. Путь, облитый золотом, уже не узорный, без драгоценностей и камней, похожий на оплавленную пещеру.

И на этом пути чужой Правитель всё рассказал.

Его голос бился о стены, колыхался мягко и тяжело – потоком загустевшей крови, остывающей лавы.

– Договор был прост. Мы должны удержать вас у города какое-то время. Чем дольше, тем лучше. Вы стали слишком сильны, осада бы вас измотала. Особенно осада на море. Потом ты отдал бы городу свою кровь, дал его сердцу новую силу. После ты стал бы не нужен. Думаю, что это значит, ты понимаешь.

Конечно, Анкарат понимал. Теперь казалось: знал уже очень давно, но не позволял себе поверить. Оружие, слишком опасное для владельца, неудержимое ни печатью, ни клятвой, нужно переплавить. Отдать гарнизону сердце. Отдать кровь покорённому городу. Нет большой разницы – суть похожа. Вспомнилась глупая радость от похвалы Правителя. Чёрная слепящая злость обратилась щемящей обидой, куснула за сердце. Неужели и мама знала об этом? Нет, не может быть, нет.

Вошли в древний зал, огромный, как зал Испытания. В центре зияла шестиугольная оправа огромного драгоценного камня. Изумрудная Печать. Вот она. Камень смотрел вверх тускло и слепо, мутной, бессмысленной глубиной. Мёртвое отражение огненного ока Вершины.

Повторяя контуры шестиугольника, вокруг выстроились колдуны в длинных ритуальных одеждах – бархат, золото, тьма. Среди них Анкарат увидел Илтари – тот встрепенулся навстречу, разве что рукой не помахал. Его острое веснушчатое лицо казалось единственным живым лицом здесь. Анкарат больше не злился. Может, Илтари и правда хотел как лучше.

Плевать.

Колдуны расступились, пропустили ближе к мёртвому самоцвету. Поверхность его покрывала сетка белёсых трещин.

Чужой Правитель продолжал свой рассказ:

– Я считаю, план Правителя Огня и Солнца чересчур расточителен. Если ты и правда можешь то, о чём я слышал, нужно тебя сохранить. Если получится, я смогу дать всё, о чём ты мечтаешь. Твою девочку. Признание старшей крови. Достойную жизнь.

Он усмехнулся:

– Потому постарайся выжить.

– А взамен?

К чему спрашивать? Анкарат знал, чего хочет этот торговец. Не просто ведь жизнь своего города. Больше.

– Взамен ты будешь подчиняться мне. Продолжишь поход, но для меня.

Не каждый человек понимает, что дурное оружие лучше сломать. Большинство желает использовать. Верит, что справится. Этот человек столько узнал, связался с Прибоем, сговорился с Илтари. Неужели не знает, что Отряд принадлежит Вершине? О клятве?

Чужой правитель прочитал его взгляд. Повторил:

– Мы здесь многое знаем о разных печатях, – мясистые губы вновь сложились улыбкой, – не думай об этом сейчас. Постарайся выжить.

Анкарат шагнул к шестиугольному окоёму.

Прислушался.

Сердце города не откликалось. По граням самоцвета плыли медленные блики. Его глубина, когда-то, наверно, живая, лежала бессмысленным сгустком. Молчала.

Значит, остался только один способ позвать.

Анкарат потянул меч из ножен, но чужой Правитель остановил:

– Для твоих ритуалов ведь нужен ещё кое-кто. Необязательно. Но я слышал, будто с ним всё проходит лучше. Повысим шансы. Правильно говорю?

Он рассуждал об оживлении своей земли как о торговом сговоре. Анкарата мутило. Может, лучше было сразиться. Неважно, чем бы закончилось. Лишь бы не участвовать в планах этого человека. Может, не поздно сразиться сейчас?

Колдуны вновь расступились, и в круг напротив Анкарата втолкнули Гриза.

Теперь – поздно.

Гриз зацепился за Анкарата взглядом, узкие губы дрожали, пальцы вязли в густом, застоявшемся воздухе. Печать на его запястье вспыхивала сквозь рукав.

«Мы здесь многое знаем о разных печатях».

Голос чужого Правителя всё звучал:

– Твой друг ведь из древнего народа?.. Пусть поможет.

Анкарат видел: Гриз сразится с ним рядом, погибнет с ним рядом, если Анкарат так решит. Но надеется, что найдётся другое решение.

Что же. Остаётся только его найти.

Вытянул меч из ножен – знак Пути полыхнул живым, ярким светом.

И ещё ярче сверкнула кровь. Ярче пламени, с пламенем слитная, побежала по трещинам мёртвого камня, те заполнялись, алели. Когда-то в лечебном покое Анкарат увидел во сне Город Старшего Дома: перехлёст жил, искры узлов, живая, раскалённая карта.

И сейчас, напитываясь его кровью, сердце чужого города обращалось такой же картой.

Потёк вокруг ритуальный заговор, медленный и глубокий. От ладоней Гриза заструились нити, переплетаясь новой судьбой. Где-то на глубине искра подземного солнца вспыхивала, звала.

Дальше.

Дальше.

И дальше.

Неважно. Всё это неважно.

Кровь проникала всё глубже в камень, но сердце города только глотало её, уходящая жизнь не заполнялась новым голосом, новым смыслом.

Но всё-таки сердце это было живым.

Тёмный сгусток на глубине, запечатанный камнем, истощённый, давно себя позабывший. Не Проклятье, не Благословение, даже не жизнь. Больше не жизнь. Память этого существа просачивалась сквозь трещины самоцвета, безголосая, лишённая воли.

Больше я не живу.

Зачем ты пришёл?

Тоже исчезнешь.

Они тебя заберут. Всё заберут. Меня тоже заманили в ловушку и запечатали здесь. Лишили пути. Увидишь: с тобой будет так же.

– Нет, – сиплый, сорванный голос толкнулся, увяз в плотном воздухе, окрасился кровью, – моя воля сильней.

Отсюда есть Путь.

– Именно так, – отозвался чужой Правитель, – ты справишься. Тебе ведь хочется жить? Пусть наше сердце тоже захочет.

Заткнись. Заткнись, или убью тебя.

Убью.

Ярость затмила мир, кровь полыхнула – и глубина самоцвета дрогнула, окрасилась алым.

В этой ярости чёрным росчерком проступила жизнь города за стенами лабиринта, в домах, обведённых мертвенным светом. Безвольные лица, пустые глаза. Зацикленные движения. По рубленым улицам Изумрудной Печати, по квадратным его углам, по роскошным комнатам дворца и закоулкам окраин бродила хворь. Перегрызала связь людей с подземным солнцем, выпивала суть их жизни. С каждым оборотом становилась сильнее. Пройдёт десять лет или тридцать – и Печать опустеет. Путь здесь закончится навсегда. Усталость от Пути обратится бездонным сном, а сон – смертью. Всё остановится.

Среди чужих выцветающих лиц, среди зачернённых безволием глаз мелькнуло одно, знакомое с детства. Заветренные губы, растерянный взгляд – Ским, это Ским, она заболела, когда Кшетани бросил её и сбежал.

Сердце Печати глотало, глотало кровь, пило его ярость. На поверхности самоцвета бежали новые, новые трещины. Мир блёк, исчезал. Исчез ритуальный напев, растаяли линии Гриза, стёрлась, исчезла судьба города.

Всё-таки оно было живым, это сердце, всё-таки Анкарат не ошибся, верил не зря!

Он поднял меч выше. Клинок раскачивался, тёк из ослабшей руки, нет, нанесу последний удар, освобожу…

– Достаточно.

Воля чужого правителя толкнула в спину, Анкарат оступился, чуть не рухнул в рубиновый свет самоцвета. Чужой правитель поймал его за плечо, удержал:

– Больше не нужно.

Анкарат уставился на него, не различая лица. Почему остановил? Нужно