Сердце Печати пряталось где-то рядом.

И правда – спустя два рубленых поворота они вышли на дворцовую площадь.

Анкарат успел увидеть дворец – пологие скаты крыш в сиянии самоцветов, широкие колонны, обвитые золотой росписью. Свет дворца – багряный, лазоревый, изумрудный – затмевал всё вокруг.

– Мы здесь! – воскликнуть тоже успел. Понял: возглас нарушил заговор. А потом: это неважно.

Их ждали.

X

Разглядел всё это, когда отступило и сиянье дворца, и оба укрывавших их колдовства: тёмная степная магия на глубине, серебристая магия моря в воздухе.

Площадь перед дворцом, шесть широких углов, громады домов стоят плечом к плечу, почти сомкнувшись. Единственный путь к отступлению – широкий тракт за спиной, но вспоминать о нём бессмысленно, поздно. По линиям шестиугольника протянулись войска Печати, на плоских крышах чернели орудия. Вспомнились слова Амии: они не воины, а торговцы. Анкарат мрачно усмехнулся.

Гиртарэм поймал ток времени, сгустил вокруг. Последние их мгновения катились янтарными каплями.

– Отпусти, – предложил Иртрана, глаза его вспыхивали голодно, дико, – тут и так всё ясно.

И Анкарату всё было ясно тоже.

Ясно, что остаётся только сражаться, и сражение будет последним.

Ясно, что Керрату оказался прав. И Аметран был прав, когда сомневался, а не когда поверил. Анкарат поступил так, как привык поступать, решил: новая земля подскажет путь, приведёт к победе – а она замертвила чутьё, завлекла в ловушку. Или они сами этому помогли, заглушив голос жил? Анкарат знал: этого делать нельзя, это кощунственно и преступно. Да, они не пробрались бы сюда иначе. И не попали бы в эту западню. Держали бы город в осаде, как планировал Аметран, год, два, сколько там было нужно? Анкарат так на себя злился, что темнело в глазах.

Он позволил себя предать.

Морская магия ушла в землю, как пролитая вода, Илтари остановился возле ступеней дворца. Чаша сияла в его руках алой звездой. Он смотрел на Анкарата отчаянно и виновато, что-то пытался сказать – громко ли, в голос ли, не разобрать.

Над Илтари стоял местный правитель. Человек этот казался сбитым из тяжёлых каменных блоков, как и весь его город – угловатый, недвижный, громоздкий.

А чуть позади, опустив глаза, уронив перед собой сцепленные ладони, замерла Амия. Так похоже на первую встречу, только в этот раз на Анкарата она не смотрела. Сколько ни повторял – против воли, самого себя презирая: посмотри, посмотри, посмотри на меня, – не откликалась, не поднимала глаз.

Рядом застыл Ритаим, и вид у него был до того избитый и жалкий, что Анкарат принял решение.

Пошло оно всё. Ни за что Анкарат так смотреть не будет. Ни на кого.

Последний бой – значит, последний.

– Ладно, – плюнул на землю, – и правда всё ясно. Отпусти время, Гиртарэм.

И он отпустил – но время не заскользило быстрей, как будто только сгустилось. Иртрана вскинул лук, Анкарат потянул меч из ножен.

– Стойте, – голос чужого правителя покатился навстречу, – мы не хотим сражаться.

Что?

– Может быть, окружение – излишняя предосторожность, – говорил он невозмутимо, слова падали исполинскими валунами, – но мне докладывали, какой ты отчаянный. Нужно, чтобы ты услышал меня. Ты – остриё наступления. Сила изменений.

Илтари метнул Анкарату ещё один умоляющий взгляд, вручил чашу с кровью чужому правителю – та утонула в его огромных ладонях. А жрец вернулся к их маленькому отряду, заговорил быстро и горячо:

– Послушайте, послушайте обязательно, вам не нужно сражаться, да вы и не сможете. Ваша кровь у него в руках. Но у вас одна цель, правда, правда, клянусь!

Его клятва, брошенная так легко, полоснула по сердцу. Гриз выдохнул сквозь зубы, вцепился в собственные локти, губы сомкнулись в нить – сейчас не испуганный, обозлённый. Не помогли ни предосторожности, ни знаки, ни попытка проверить заклинание. Магия моря оказалась слишком чужой. Илтари ведь почти что предупредил их. «У нас в Храме было столько ритуалов, я давно перестал считать, ещё один ничем не помешает». Да, ритуал не помешал их предать. Анкарат не хотел смотреть на Илтари и в сторону чужого Правителя не хотел смотреть – взгляд снова и снова соскальзывал к Амии. Но не опускать же глаза. Он уставился в небо. Небо светлело, ночь казалась разбавленной молоком, посеревшей.

Процедил сквозь зубы:

– Ладно. Давайте послушаем.

Клятва стрельнула в плечо, обожгла злее обычного.

– Ну а чего ещё тут поделаешь, – зло пробормотал за спиной Шейза. Иртрана разочарованно опустил лук, Гриз не сдержал облегчённого вздоха, уронил руки, пальцы его мелко дрожали. По отряду металась тревожная рябь, лишь Руд смотрел бесстрастно, сквозь чужие войска, сквозь поражение, сквозь дворец и лабиринты улиц. Анкарат хотел верить, что он видит что-то ещё. Что-то, что не позволит сбиться с пути.

А если не видит – неважно. С чего решил, будто древний народ понимает больше него?

Анкарат всё равно не собьётся. Найдёт выход. Его воля сильней.

– Я знаю, – проговорил чужой Правитель, – твоя кровь оживляет земли. Я хочу, чтобы ты сделал то же для моего города. Видишь? Сражаться не нужно. У нас одна цель.

Анкарат слушал, слушал, слушал так пристально, что мир отдалился, вся роскошь дворца Печати поблёкла.

Слушал, пока их вели по прямым рубленым коридорам, мимо стражников, больше схожих с каменными доспехами, чем с живыми людьми; мимо драгоценных мозаик – рубиновая кровь в изумрудных волнах, золотая земля, сложные карты, силуэты Проклятий. Дворец оказался огромен, его густой воздух стыл, тяжелел в груди, его дух обволакивал сердце. Мешал услышать.

Но Анкарат слушал – стиснув зубы, вцепившись в меч, когда их отряд развели в разные стороны, по разным ветвлениям лабиринта-дворца.

Слушал в покоях, до того роскошных – никогда не видел подобного прежде. Тяжёлые занавеси, холодный шёлк, цветное стекло в высоких окнах, всюду плетение росписи, переливчатое, драгоценное. Ковры, подушки, небольшие кушетки, какие-то скрученные валики с кистями, широкая постель под богато украшенным покрывалом – сиреневато-багровым, в золотой пыли, как небо на границе между Жатвой и Тьмой… Слишком просторные покои для одного человека и слишком загромождённые. Из-за всех этих лишних, сочащихся цветом вещей здесь было тесно. На столе ждали горы фруктов, орехи в меду, лепёшки в россыпи незнакомых красных семян, ломти мяса, белый сыр, крутобокий кувшин с вином. В смежной комнате истекала паром купальня, плыл дурманящий, сладкий запах. Ничего подобного не было даже в Саду-на-Взморье. Там они победили, но оставались чужими, врагами.

А здесь оказались… где? В ловушке, в плену?

Нет.

Нет, не только.

«Победу не