Но именно это чужой правитель пытался сделать.

Здесь их хотели купить.

Это злило.

Поражение, предательство, обман, Амия, Амия, Амия – её имя колотилось в висках, обнимало и стискивало сердце, мешало думать, мешало слушать.

Анкарат схватил со стола лепёшку, вырвал зубами кусок. Красные семена обожгли рот, пряный вкус сбил лишние мысли. Чтобы сражаться и выбраться, нужны силы.

Но что важнее – нужно услышать.

Услышать сердце этого города.

Подошёл к окну, толкнул раму с цветным стеклом. В комнату плеснул ветер, но даже он показался замасленным и тяжёлым.

Вдалеке темнела полоса моря, белые силуэты Оскала и его братьев, огненные мачты флота Города Старшего Дома. Не добраться, не рассказать, что случилось. Лабиринт улиц, рубленый, собранный из прямых углов, вытянутых переходов, с высоты – малахитовый, в чёрных прожилках, крапинах мёртвого света, не позволял коснуться мыслью Отряда, тех, кто остался на кораблях.

Здешние воины по-прежнему ждали на площади перед дворцом. С высоты ещё более неподвижные, чем светлые статуи Прибоя. Нет, здешняя неподвижность была совершенно иной, насыщенной, окончательной.

И безгласной.

Далеко, на немыслимой глубине, под толщей тёмной земли вспыхивало, звало подземное солнце. Где ты, мой осколок Вершины, сила моих изменений, исчез, не вижу тебя.

Анкарат тянулся навстречу, но солнце казалось лишь маленькой искрой, мерцало и ускользало.

А сердце города не звучало вовсе.

Каждая попытка услышать забирала силы. Может, сердце давно мертво? Этот город возник из усталости от Пути, захотел забыть любое движение, может, мёртвая роскошь вокруг – всё, что осталось? Густая, стылая память молчаливой земли, её мощь, укусившая собственный хвост, медленно переваривает самоё себя?

Нет.

В такое Анкарат не желал верить. Люди этого города живы, значит, его сердце тоже живёт.

Это должно быть правдой.

Ведь только если оно живёт, Анкарат сможет победить.

Отчаянно, яростно – он верил в возможность победы. Несмотря на предательство Илтари, несмотря на собственную глупость, несмотря на то что Амия… нет, об Амии вспоминать невозможно и невозможно не вспоминать её тёплые глаза, ласковые руки, душистые волосы, запах жимолости и мёда, Амия, Амия, что, если она здесь не по своей воле? Но как так может быть? Неужели Тория предал их?

Нет, неважно.

В этом он разберётся позже.

Нужно сосредоточиться на победе.

Исправить ошибку.

Исполнить судьбу.

И чтобы её исполнить, нужно то, что всегда давалось тяжелее всего.

Спокойствие и осторожность. Молчание, внимательный выбор слов.

Анкарат повторял себе это, уставившись на собственные руки, сцепленные замком, лежащие на плавных извивах узора столешницы. Круглый церемониальный зал под прозрачным куполом походил на самоцвет, полный янтарным светом, тягучим и плотным. Казалось, только чужой Правитель мог двигаться здесь свободно – но не больно-то и хотел.

Застыл напротив, обшаривал Анкарата медленным взглядом: шрам на лице, оплечья доспеха, солнечный знак на груди, пальцы в замке. Хотелось рвануться вперёд, ударить, но нет. Должен ждать. С каждым мигом молчания спокойствие таяло. Анкарат привык встречать чужие взгляды открыто, отвечать на любой вызов. Но сейчас – невозможно.

Амия замерла по левую руку чужого Правителя. Взгляд не поймать, новое платье открывало плечи, вокруг шеи змеился золотистый узор, скользил по ключицам, груди, стоит ещё раз взглянуть в ту сторону – и удержаться станет совсем невозможно, Анкарат сорвётся, набросится на чужака.

Оставалось ждать его приговора. Терпеть этот взгляд, оценивающий, словно чужой Правитель рассматривал меч или новый корабль. И искать сердце города. Оно ведь где-то здесь, теперь совсем близко. Если Анкарат сумеет остаться спокойным, чужой Правитель сам его туда приведёт.

– Ты, наверное, озадачен, – голос его покатился мерно, почти мягко, – но мне хотелось бы заслужить твоё доверие. Так будет проще для нас обоих. Я объясню, что происходит.

Он подал знак слугам, и густой воздух заколыхался и зарябил движением, заскользили мимо масляные, жирные запахи. Узор столешницы исчез под множеством блюд и подносов, Анкарату пришлось расцепить, спрятать руки. При виде еды замутило. От густого течения музыки по янтарному куполу, от движений танцовщицы, кружившей так близко, – широкие бёдра под прозрачной тканью, обнажённый живот, мягкий, смуглый, в пупке сверкает серёжка с рубином, запах пота перемешался с запахом цветочного масла, вина, жареного мяса.

Всё это изобилие, перепрелое, лишённое смысла, раскачивалось над молчанием, над сердцем земли, забывшим себя – как ни вслушивался Анкарат, лишь глубже погружался в тяжёлую муть. Драгоценности, музыка, еда и вино, этот танец – всё казалось мороком, кумаром, миражом пустого, мёртвого дома, давно сгнившего, переварившего себя много раз.

А чужак говорил. Его голос лепил из миража смыслы, формы.

– Пока вы были в Прибое, нам пришло послание от Старшего Дома. Предложение договора. Ваш Правитель узнал о нашей проблеме и предложил помощь. Твою помощь и твою кровь. И ещё кое-что.

Анкарат знал: не нужно смотреть, но взглянул. Чужой Правитель коснулся волос Амии, небрежно поправил локон, весь в драгоценностях, как в липких медовых каплях. Амия вздрогнула.

И вскинула взгляд.

Взгляд, который он видел тёплым, смешливым, отчаянным, укрытым поволокой страсти, взгляд, который помнил безжалостным, как ни пытался забыть, – сейчас этот взгляд задрожал от слёз. Нет, Амия здесь не по своей воле, её продали этому человеку.

– Вижу, ты злишься, – протянул чужой Правитель задумчиво, – не нужно. Тебе не позволили бы жениться на ней. Твоя кровь слишком сильна, а значит, Сад-на-Взморье стал бы слишком силён, Тория не удержал бы его, а дальше… Новая война оказалась бы лишь вопросом недолгих лет. Но знаешь что?..

Анкарат стиснул меч, но даже так руки дрожали от гнева. Убить, убить этого человека, убить их всех.

Как они посмели. Как…

– Меня сила Сада-на-Взморье не волнует. Нисколько. Я отдам тебе эту девушку. И могу предложить много больше… Если исполнишь мои условия. Пойдём.

Он поднялся – грузно, как ожившая груда камня, схожий с Правителем ощущением давящей силы вокруг и непохожий мертвенной тяжестью этой силы. Она падала на плечи тёмным обвалом, грудой пустой породы. Разве сложно справиться с таким человеком? В этом зале нет стражи, лишь музыканты и слуги, только один удар, опрокинуть стол, сбить с ног, пробить сердце – успею!

Рукоять меча обжигала, рвалась из ножен.

Амия вновь поймала его глаза, прошептала одними губами: прошу, послушай…

Она боялась. Не верила, что Анкарат сумеет спасти, сражаясь один. И неудивительно. Он оставил её, он отдал её город отцу, а тот её продал.

Никогда в жизни Анкарат не был так зол. Эта злость клокотала, кипела, заглушала весь мир. И именно сейчас он должен остаться спокойным. Услышать, что за цену назовёт