Тэхмирэт был в звене самым умным, для чего задавал такие вопросы? Наверное, чтобы Анкарат отвечал вслух. Чтобы слышала не только земля.

– Город остаётся его жителям. Сиула неплохо справляется. Нашёл работу жрецам, даже Риллами, кажется, не пострадала. Поможет восстанавливать верфь своей магией.

Тэхмирэт серьёзно кивнул, бросил задумчиво:

– Вот что значит новое время…

Не стал говорить больше, но Анкарат его понял. Да, такого времени он и желал. Времени, где земля звучит вместе со всеми людьми, не для одного человека. Не для того, кто готов уничтожить их ради силы. На эти мысли откликнулась клятва, куснула ладонь. Помни, кто ты и для чего нужен. Только оружие.

Но Анкарат верил: земля поможет ему преодолеть и этот барьер. Может быть, сердце нового города, того, что ждёт впереди, подскажет, поможет. Или когда путь Анкарата соединит все сердца городов, эта нить, этот Путь окажется сильней всех других. Новое время наступит.

Да. Так и будет.

Башарэд стоял у воды с местной девушкой, её светлое платье мягко сияло. Девушка мяла в руках ожерелье из ракушек с подвеской – прозрачной и синей, с каплей лунного масла. Та сверкала во тьме, словно слеза. Девушка встала на цыпочки, набросила подарок Башарэду на шею, поцеловала в щёку и что-то шепнула. Он ответил коротко, гулко: но ведь завтра – всё.

Вода бросила ближе возглас Иртраны: пусть всегда!

Да. В этот миг и правда казалось: поход будет длиться вечно. И всё же сейчас оставался этот вечер спокойствия. Утекал сквозь пальцы водой, но всё ещё продолжался.

Так что если Гриз хочет снова сказать об осторожности, если так ему станет проще – пусть.

Но Гриз сказал совершенно другое.

После долгого вдоха, как перед шагом на глубину, заговорил так уверенно, вдохновенно, как, кажется, не говорил никогда прежде:

– Я услышал… Когда мы туда пришли, когда вокруг рассыпались эти знаки, когда ты бросился в море… Я услышал, как звучит сердце волн, как звучат все эти сердца городов. Рядом с тобой нити и правда горят, я увидел это ещё в каньонах, помню, сквозь дым и чад не понял сперва, человек ты или жила разбила землю, рванулась ввысь чистой магией. И я пошёл за тобой, я так хотел научиться такой же магии, стать её частью. Но до сих пор мне не удавалось по-настоящему к ней прикоснуться. Мы стирали преграды квартала, стоявшие сотни лет, мы меняли знаки, спящие в земле, и я столькому научился… но эта сила всегда от меня ускользала. Я отчаивался, думал: всё это лишь для тебя. Я иду за тобой, но я только тень. Моя мать покинула Путь, и я могу только приблизиться, но не ступить на него снова.

Гриз подхватил со стола чашу из светлой глины, пригубил йотаку, на миг зажмурился. И продолжил:

– …Но в тот день… сердце моря, его звучание – это ведь было и твоё сердце. И эта чудовищная волна окрасилась алым, пульсировала кровью. А я стоял на краю, держал нить твоей клятвы, я был в сердце мира. Ничто мне не было страшно. Магия, о которой я столько мечтал, горела вокруг… и в моих руках. Я добрался туда, где хотел оказаться. Всё, что ты говорил, правда. Мы изменим мир. Тебе хватит сил. Нам хватит.

Праздник стихал, огни один за другим растворялись в чёрных зрачках бухт.

– Я рад, – выдохнул Анкарат. Растерялся, слова Гриза его потрясли – как в тот первый миг, когда Гриз сказал про огонь. Когда говорил об их общем Пути. Только ещё сильней. Это было важнее. Они столько прошли вместе и уже изменили мир. Но теперь Гриз не сомневался и не боялся, теперь он увидел, услышал волю земли, её голос, голос мира вокруг. До сих пор Анкарат не понимал, каким одиноким оставался на этом пути. А теперь… словно воздуха стало больше, словно клятва больше не жгла ладонь.

Клятва…

– Ты сказал, – выдохнул прежде, чем успел себя остановить, – что держал нить моей клятвы.

И не смог договорить: неужели это так тебя осчастливило? Неужели это та магия, которой ты жаждал?

Гриз моргнул, привычным жестом стиснул запястье, отвёл взгляд. Кивнул, заговорил сбивчиво:

– Да… Рамилат объяснила мне. Научила. Я уже говорил тебе. Это чтобы с тобой ничего не случилось. И я ведь спас тебя. Это нам помогло.

Вот как.

Да, помогло. Да, Гриз спас его, спас не впервые, не впервые при помощи клятвы.

Но радость, в которой сердце на миг взлетело, примеркла.

С моря дохну́ло зябью, запахом рыбы.

«…посмотри, разве она так ужасна? Она помогает сбыться судьбе».

Да. Помогает.

Нельзя сердиться на Гриза. Сам ведь с собой условился: пусть скажет что хочет. Ведь всё-таки Гриз держал обещание. Больше не сомневался.

– Спасибо, что рассказал. – Анкарат поднялся. И повторил: – Я рад.

Успел заметить растерянный, раненый взгляд, но заставить себя задержаться не смог.

Шёл вдоль линии берега – теперь рваной, изгрызенной штормом.

Мимо уцелевших, тёмных от воды лодок, мимо окон с выбитыми ставнями и праздничных огней в этих окнах.

Мимо людей Сада – те собрались под живым навесом возле воды. Плющ, упрямый, колючий, жёсткий, выдержал шторм, обвивал костяные опоры – кажется, до шторма здесь было одно из помещений рынка. Ритаим заметил Анкарата, приподнял кружку, вопросительно вскинул бровь. Анкарат мотнул головой: нет, она не писала.

Мимо воинов гарнизона он не прошёл. Надеялся найти Шида – но того с ними не оказалось. Имра усмехался, кривовато и мрачно: отдыхает, ведь завтра выдвигаемся рано, видишь, какой стал серьёзный. Курд не говорил ничего, пил, с опаской посматривал из-под тяжёлого лба – но Анкарат его не останавливал. Потом замолчал и Имра. Огни праздника меркли, и казалось, с ними меркнут последние отблики детства, того времени, когда у них было убежище от проклятой земли, от бессмысленной и тяжёлой судьбы, от Тьмы. Убежище, которое Анкарат разрушил.

Пришла Ану, устроилась рядом с Имрой, обожгла Анкарата сощуренным, цепким взглядом, разбила молчание. Заговорила о Зодре: он негодяй, ты, может, думаешь, у нас совсем нет чести, но это не так, мы понимаем, что такое воля земли, мы