Конечно, это ловушка. Как иначе.

– И? Что теперь? – Анкарат оскалился: – Давай быстрей, у меня мало времени.

И правда, что Кшетани собрался делать? Сразиться?

– Ты всегда был ужасно нетерпелив. – Кшетани в ответ улыбнулся, но взгляд оставался змеиным, недвижным.

– Раз всё равно ждём, говори, где Ским? Она в этом Храме?

– Трогательно. Для чего тебе Ским? – Кшетани склонил голову к плечу, забавляясь. С каждым словом он отступал, а голос его поднимался, рос, пронизывал залу, и невидимое пятно крови тоже росло, билось, билось. – Тебя так полюбила дочка правителя Сада-на-Взморье, разумнее было бы забыть о других девчонках, до конца жизни целовать ей ноги, если сумеешь вернуться. Или нет? Принцесса узнала правду? Что ты никакой не наследник, что власть передадут чистому ребёнку, рождённому на Вершине, а ты – просто ублюдок, кусок породы, чтобы разжечь огонь ярче, заставить машину мчаться быстрей? Узнала – и разлюбила?

Как он смеет! Откуда знает про Амию, про Акшарида!..

Анкарат зарычал, рванулся – и захлебнулся солью. Знаки Храма вскипели на коже холодом, заплели железной сетью. Жглась, грызла ладонь клятва – мучительно, безнадёжно. Воздух сочился по капле, рывками – оставаясь на месте, Анкарат словно погружался под воду.

Потянулся к Дарэшу – но там, где звучал его голос, распахнулась пропасть.

Лишь пустота и лихорадочный алый пульс.

VII

По грохоту пульса зазвучали шаги.

Почти неслышные, лёгкие отпечатки – тихий плеск, песня моря.

Пустота наплывала туманными клочьями, безвоздушность давила, жгла лёгкие, скребла соляными когтями. Но всё-таки издалека брезжил свет Храма, клетка рёбер-колонн, и море за ними, и серебро луны на волнах.

И эти шаги.

Совсем рядом, на расстоянии глубокого вдоха, остановилась женщина в светлом платье – складки падали вниз водопадом. Смуглая, в смоляных волосах – жемчуг, руки оплетены серебряной нитью, перевитой с нитью волшебной, звенящей по воздуху. А вот глаза её были чужие. Обведённые чёрным и прозрачные, как вода. Зрачки – словно маленькие луны. Как будто слепая, но нет – смотрела пронзительно, ясно.

– Вот ты какой. – Голос струился легко и мягко, и с голосом этим вернулся воздух, глубина отступила.

– А ты кто такая? – прорычал Анкарат, оборвал собственный вдох.

Дрогнули складки у губ – улыбнулась:

– Хозяйка этой земли. Та, кто тебя остановит.

Ясно. Старшая кровь, жрица.

– Я не один. В городе мои люди. Если не вернусь – эта ваша хибара обрушится в море к полудню.

Последние слова прохрипел – пустота стиснула горло. Жрица задумчиво коснулась губ, потом потянулась, скользнула пальцами по лицу Анкарата, от виска к подбородку, по шраму. Тот вспыхнул и засаднил, словно от соли.

– Да, Кшетани. Всё как ты рассказывал. Невероятная сила и невероятная глупость. Нет, пожалуй, неверно так говорить…

Жрица приблизилась, сверкнули луны-зрачки, дыхание холодило, как бриз:

– Ты ведь уже захватил два города и мёртвый узел в придачу. Ты как животное на охоте. Умён в своей стихии. Чуешь, как поступить. Но зачем же пришёл сюда? Почему не почуял, что эта земля – совсем не твоя?

Она вздохнула, и море поймало, умножило вдох.

– Твои люди сюда не явятся. Не успеют. Самые опасные, те, кто связан с землёй крепче всех, сейчас в доме Сиулы, верно? Море их заберёт. И предателей из города – тоже. А те, кто выживет, придут к нам. Так бывает всегда.

Взмахнула рукой – плавно, как в танце, и горизонт за колоннами вздыбился, взмыл вверх, пожирая небо. Дохнуло водорослями, солью, рыбой – густо и холодно. Вслед за ладонью жрицы поднималась волна, чёрная, как смола, как смерть.

Сумасшедшая, она ведь разрушит город!

– Да, – откликнулась жрица, – часть города пострадает. Но я вижу, что ты такое. Я тебя остановлю. Это важнее.

Луны зрачков блеснули, жрица ослабила хватку, позволила сделать вдох.

– В Медном городе… Правитель пытался поступить так же – и видишь, мы здесь. Остановись.

В Медном городе его спас Ритаим. А теперь? Анкарат пришёл сюда, зная, что это ловушка. Жрица права, и Кшетани прав. Невероятная глупость. До боли отчётливо понял: Ским здесь нет. Кшетани теперь с этой женщиной, вместе они узнали всё, что возможно, об Анкарате, его походе и силе – от Зодры, от посланников Медного города… а может, и от той пустоты, что разверзлась вокруг. Море обнимает всю землю, море видит, что происходит в каждом порту, видело, наверно, и маму с Акшаридом на руках, её прощание.

Бессильная, горькая злость кипела в крови – но оставалась далёкой, рябила по поверхности мыслей. С каждым надорванным вдохом что-то близилось, пустота обретала форму. Пол Храма подрагивал, что-то рычало в его глубине.

– И пойми. Мы не против Старшего Дома, – сказала жрица задумчиво, словно перекатывала вслух давнее размышление. – Он так далеко – его власть сюда не дотянется, ничего не изменит. А если дотянется… пусть. Мы сумеем договориться. А вот ты – дело другое. Твоя кровь прожигает мир, коверкает землю. Дурная кровь.

Клятва впилась в ладонь, спицей ударила в сердце, словно эхо слов Правителя её разбудило.

– Но ты, – голос не слушался, слова разъедала соль, – убьёшь собственных людей.

– Море берёт ту плату, которую хочет. – Равнодушная, ритуальная фраза, за века ставшая здесь единственной, главной правдой. – Твоя смерть будет этого стоить.

Нет, она не борется за свободу города. Она борется за его неизменность.

Ей всё равно, кто живёт здесь, кто возносит в этом Храме молитвы, служит ей, отдаёт жизнь.

Килч когда-то сказал: «Любите только свою силу».

И ради неё пожертвуете всем.

Хозяин каждого города был таким. Отец Амии пошёл против своих детей. Кила – против товарищей. А эта жрица готова убить тех, кто поклонялся ей много лет. Да, люди города от неё отвернулись – но было ли это предательством веры? Предательством сердца города?

Или они предали только женщину, возомнившую себя богиней?

Как когда-то на Скале Правосудия, вдруг словно сдвинулся свет. Неслышное и далёкое, подземное солнце прорисовало черты жрицы по-новому. Да, просто женщина, уже не юная – складки у губ и над зачернёнными бровями, седина в смоляных кудрях.

Она лишь человек. Провела жизнь в звучании здешней силы, пропиталась ею – и всё сделает, чтобы удержать.

Правитель такой же.

А сам Анкарат?..

Неважно.

Важно остановить волну.

Стиснул зубы, рванулся вперёд – но сила Храма сковала, давила толщей воды. Не двинуться и на ногах удержаться сложно. Преодолевая сопротивление волн, дотянулся до рукояти меча, стиснул её. Клятва драла ладонь, раскалилась до белой, оглушительной боли, боли, с какой обрывается Путь, обрывается