рискованно, — сказал я. — Я пока ещё не решил.
— Ну скажи… Может, вместе подумаем? Взвесим все за и против, — не унималась Оля.
— Ладно, — махнул я рукой. — Но ни слова никому. Подумываю о том, чтобы вернуться в посёлок. Ну… в тот, где нас держали.
— В посёлок⁈ — она аж остановилась. — Ты с ума сошёл? Там же вооружённая до зубов охрана!
— Вот именно, — кивнул я. — И кого они сейчас там охраняют? Никого. Сидят на расслабоне. У них оружие, припасы. Никто и не ждёт, что мы туда сунемся. Все думают, что мы ломимся себе по тайге, прочь, подальше от проклятого барака, и даже близко ни за что не подойдём. А мы возьмём — и вернёмся. Нагрянем и… и убьём их всех.
— Фух… но… — вздохнула Ольга. — Убивать можем только ты да я. Остальные… Они вряд ли.
— В том-то и проблема, — сказал я, почесав затылок. — Пока они не окрепнут, не станут настоящими бойцами, в посёлок всей группой смысла нет соваться. А вдвоём мы, боюсь, не вывезем.
— Ты хочешь сделать из них бойцов? — спросила она. — Как? Посмотри на них… Только Ворон здесь на что-то способен.
— Ещё несколько дней таких скитаний и стычек — и скоро они сами станут другими, — ответил я. — К тому же, у нас ведь есть несколько ампул. Они усиливают возможности мои и Евгении.
— Да, — кивнула Ольга. — Но на нас всех, очевидно, эта субстанция не действует.
Мы шли и шли. Я даже снял куртку и рубашку, свернул их, нёс в руке, подставив побледневшую кожу солнцу. Октябрь грел по-летнему.
Никто не знал, что ждёт впереди. Но я был уверен: мы не ни за что сдадимся. А если кто-то решит забрать наши жизни — он дорого за это заплатит.
* * *
Группа «Б» двигалась молча. После того ящика, сброшенного с вертолёта, никто больше не шушукался, не строил планов побега. Урки подчинились Кирпичу безоговорочно, уверовав в него как в беспрекословного вожака. Но напряжение всё равно висело в воздухе — все слишком устали.
Кирпич понимал: если ничего не предпринять, люди ослабеют от голода и выйдут из-под контроля. За дни скитаний по тайге не удалось добыть даже какую-нибудь белку. Эти наглые твари мелькали перед носом: то вверх по стволу, то вниз, хитро посматривали, будто насмехались, и тут же скрывались в кронах. Можно ли вообще есть белок — Кирпич не знал. Но был уверен: добудь он хотя бы пару, сожрал бы целиком, хоть с хвостом.
— Слышите? — вдруг воскликнул Рыжий. — Стойте! Опять что-то гудит!
— Опять вертолёт, — зароптали зэки. — Головы на нас сбросят или ещё что придумают, падлы.
— Нет, — замотал головой Рыжий. — Это лодочный мотор. Я его ни с чем не спутаю. Это лодка! Ну точно!
Гул усиливался. Отряд укрылся в кустах на берегу и выжидал. Осторожно выглянули на реку.
Сверху, по течению, приближалась неказистая деревянная лодка. Двигалась она по широкой части реки, где течение было не столь яростным. Особые умельцы доходили и до порогов на таких самодельных корытах, без всякого водомёта, только на винте.
— Это кто-то из местных, — проговорил Кирпич. — Вряд ли наши вертухаи попрут на такой раздолбанной посудине.
— Чего делать будем? — спросил Рыжий.
Кирпич выбрал самого тщедушного зэка и сказал:
— Слышь, Лёха, метнись-ка карасиком на бережок, останови лодку.
— А чё я?.. — замялся тот.
— У тебя формат морды лица располагает к беседе, к базару, сечёшь? На нас посмотри, на меня глянь. Для таких рож ни одна лодка не стопанёт. А ты умеешь жалостливый вид сделать, просящий. Вспомни, как в карты продуешь и отыграться клянчишь. Наколок на перстах у тебя нет, ты самый беспалевный из нас.
— Ну-у лан… А что делать-то? — спросил Лёха неуверенно.
— Ты, главное, останови их, на берег вымани. А там мы разберёмся.
— Легко сказать, — пробормотал зэк. — Попробую…
Он вышел из зарослей и направился к воде. Лодка приближалась, неторопливо шла на малых оборотах. В ней две фигуры просматривались чётко.
— Шевелись уже! — приглушённо прикрикнул на сотоварища Кирпич из-за кустов. — Уйдут!
— Ну, давай! — рявкнул он и, схватив камень, швырнул Лёхе в спину.
Тот ойкнул. Камень был небольшой, но удар вышел чувствительный. Кирпича Лёха боялся куда больше, чем незнакомцев на лодке. Поэтому сразу же рванул вперёд, к самой кромке воды, замахал руками и закричал:
— Эй, постойте! Эй, помогите! Я заблудился! Стойте! Эй, люди добрые! Наконец-то я вас нашёл!
Двое мужчин в лодке повернули головы в сторону Лёхи, уставились с удивлением, но пока молчали. Наконец, старший слегка кивнул, и молодой развернул лодку к берегу.
— Ох, спасибо, люди добрые… — заулыбался Лёха полубеззубым ртом. — Я уж думал, сгинул! А вот ведь как бывает… отбился от своих. Ну… не надеялся уже.
В лодке стояли двое в странной одежде, штаны — обычные, из брезента, а вот накидки из шкур. Кто-то из коренных, охотники.
Глаза раскосые, лица смуглые, скулы широкие. Волосы длинные, перехваченные в хвост. Причёска — хоть на показ. Один был седой, морщинистый, как сушёный изюм, другой — молодой, кожа гладкая, будто натянутая, как на барабане. Но схожесть между ними была явная — точно родня.
— Ох, блин… — едва не выругался Лёха, глядя на них.
А про себя подумал: «индейцы какие-то… чукчи, что ли…» В географии он не разбирался и понятия не имел, где эти самые чукчи живут. Так, в шутку обозвал.
Лодка ткнулась носом в каменистое дно. Молодой ловко спрыгнул, сапоги у него были рыбацкие, выше колена. Он подтащил лодку, приподнял нос и легко, будто играючи, засадил её на мелководье. Сила в нём чувствовалась сразу — пружинистая и натренированная.
— Мужики, — скалился Лёха, выставив вперёд ладони. — Ну что, подвезёте до дому, докинете? Вы откуда вообще? Вы по-русски бельмес, нет? Чего молчите-то?
— А ты сам откуда? — с подозрением глянул на него седой, останавливая взгляд на робе, слишком уж характерной, тюремной.
— Да турист я, турист, отец! — замахал руками Лёха. — Вот отбился от своих…
— На браконьера он не похож, — вмешался молодой, внимательно разглядывая зэка.
— Он похож на кого-то пострашнее