Шепотом сказала Стасу:

— В Сторожевой меня не было среди тех женщин, до которых добралась Лаборатория. Похоже, именно эта мысль ему пришла на ум.

— Он догадывается о большем?

— Прости, но лезть людям в голову пока не умею.

— А интуиция о чем говорит?

— Ничего она не говорит. Зато здравый смысл шепчет, что нам пора сваливать…

Мы сели в машину и без промедлений выкатились из леса на нормальную дорогу, двигатель черного чудовища стал подозрительно подвывать, заметно четче стучала ходовка.

— В багажнике все на месте? — спросила я.

— На месте. Я проверил.

Постучав подушечками пальцев по пластмассовой обивке двери, сопоставив между собой некоторые мысли, заключила:

— То ведь были не солдаты, да? — взглянув на Стаса, по выражению его лица поняла, что и он подумывал о том же. Сразу вспомнила Павла с церкви. — Солдаты, отказавшиеся от службы в городах… Вроде бы уже не солдаты, но назвать их бандитами язык не поворачивается.

— Таких групп на острове становится только больше.

— Это понятно, — опять вспомнился Павел, который запросто и с усмешкой называл себя бандитом. Зил даже сравнивать себя с теми не хотел, ни в шутку, ни всерьез, может, поэтому солгал, назвавшись солдатом Третьего города. Наверное, так проще?

Солнечный диск уходил за горизонт и на разбитом асфальте прямой дороги начали вытягиваться тени. Три часа в пути — ни машин, ни бандитов, ни выстрелов. Спокойно и тихо, а я все равно недоверчиво смотрела в окно.

Когда стемнело, мы со Стасом уже сидели по разные стороны огня развернутого нами лагеря. По периметру были расставлены лампы, на огне закипал чайник.

Припомнив речи Стаса о том, что Верховное командование уже давно оставило попытки взять Лабораторию и последние годы солдаты занимаются сбором ресурсов для городов, я, отложив еду что не лезла в горло, спросила:

— Ты тоже близок к тому, чтобы стать сам по себе, как те солдаты?

— Раньше был, — неожиданно спокойно признался Стас. — Но Командир согласился с планом. Ты и я на пути в Приходку.

Возникла тишина.

— Быть преданным городу было в почете раньше, но не сейчас, — решил объяснить Стас. — Командование больше не борется с Лабораторией, на возможность выбраться с острова никто не смотрит реально. Все что делают солдаты — поддерживают жизнь городов и все. Если так будет продолжаться через два десятка лет на острове не останется ни одного живого человека… Что творится с установками и генератором сама знаешь, и это только начало. — Снял чайник с огня.

Насыпал заварку в алюминиевые кружки и залил кипяток.

— Я рада, что очутившись на острове, столкнулась с тобой, — взяла из его рук кружку.

Из леса донесся шорох. Я насторожилась, а Стас потянулся к пистолету за поясом. Шорох повторился ближе, и когда в темноте загорелись два желтых глаза, Стас, оттянув руку от пистолета, известил:

— Это лис.

— Лис? — удивилась я. — Над островом даже птицы не летают. А тут лис.

— Зайцы и мыши… Олени даже. Животные на острове есть, просто их меньше стало. — Лис между тем осмелился высунуть нос к людям. Стас поднялся с поваленного бревна и на границе света ламп положил на землю кусок зеленого хлеба.

Исхудавший зверек подступил ближе и, схватив в зубатую пасть еду, сразу унесся обратно в темноту леса.

— Когда у тебя созрел план пробраться в старую лабораторию и отключить барьер вокруг острова? — спросила я, когда Стас снова сел на бревно.

— Годы назад. Сначала я искал информацию о держателях пропусков в бункер, так вышел на главного инженера, потом узнал, где его нужно искать. Пропуск мог бы добыть и раньше, но не было никакого смысла пускаться в дорогу без Проводника.

— Что ж, Проводник теперь у тебя есть.

— Причем, лучший.

В эту ночь первым на дежурство заступил Стас. Я пошла спать в машину, почти сразу провалившись в глубокий спокойный сон, а когда пришла моя очередь садиться у костра, просыпалась нехотя.

В небе сияли луна и звезды. Попивая чай, смотрела как в огне горели поленья. Звуки ночи меня не пугали и не волновала темнота, не тревожили Темные за светом желтых ламп. Несмотря ни на что, я чувствовала то, что допустимо было назвать уютом.

Стаса будить не пришлось, к нужному времени он сам проснулся. Мы позавтракали, свернули лагерь и, погрузив сумки в машину, тронулись в дорогу.

Внедорожник покачивался, жалобно скрепя. Все так же отчетливо подвывал двигатель и стучала ходовка.

— В Свободном попробуем заменить машину, — сказал Стас за рулем.

В этот день внедорожник преодолел сотни километров по разбитому асфальту пустых дорог, когда на горизонте за горой мы увидели море. На фоне серого неба и черных туч неспокойное море выглядело особенно недружелюбным.

Сыпалась морось. Веяло прохладой.

Вдоль морского побережья тянулась длинная вереница брошенных когда-то машин. Ржавые и ограбленные, машины разных форм и размеров в прошлом направлялись в порт к кораблям.

В стороне от дороги показалось высокое производственное строение, рядом стояли маленькие одноэтажные корпуса. Ворота на территорию будто бы протаранил бульдозер.

Мы ехали по обочине дороги, параллельно колонне брошенных автомобилей. В салоне внедорожника стояла тишина. Шмыгнули дворники. В густоте зелени мелькали низкие деревянные дома; вскоре появился выцветающий дорожный знак с трудно читаемой надписью «Приходка».

Дома высокие, улицы узкие. Приходка вытянулась вдоль берега на рельефе холмистых гор.

Мы двигались по одной из центральных улиц, поглядывая на мрачный и покинутый темный город. В пустых окнах не было огоньков. Улицы были лишены звуков. Ограбленный и брошенный этот город был мертв.

На перекрестке внедорожник покатился вниз по заросшему травой тротуару меж домов и машин. За детской площадкой мы выехали на набережную. Недалеко от берега на мели стояло огромное грузовое судно с надписью на борту «Фаворит-6». Якорь в воде. От берега к кораблю тянулась каменистая дорожка.

Стас припарковал машину у края дороги и дернул ручник.

Я вышла из машины, в прохладе мокрой улицы застегнув кожаную куртку. Сложила руки на груди, с любопытством присмотревшись к устроенной кем-то и когда-то дорожке, ведущей к кораблю.

— Кто-то явно заморочился, — констатировала я, когда рядом со мной поравнялся Стас. — Думаешь, там еще что-то могло остаться?

С неспокойного океана дул порывистый холодный ветер.