— Думаешь, у нас лучше будет? — усмехнулся я. — То же самое Пограничье.

— То же, да не тоже. В Отрадном Тайга за рекой только начинается, а в крепости, считай, вот она самая и есть. — Сокол покачал головой. — Там, ваше сиятельство, даже воздух другой. А уж если за Неву уйти, то такое начинается…

— Что всего и не расскажешь, — подал голос здоровяк Федор. — Тайга — это ж место такое, сами понимаете. Там не то, что километр — с каждым метром за реку все меняется.

Все в кузове дружно закивали — включая меня. Действительно, Орешек располагался чуть севернее Гром-камня. А крепость стояла уже за границей — невидимой, но, похоже, вполне осязаемой. И густой лес на том берегу мог изрядно отличаться от того, что я наблюдал каждое утро, выходя на обрыв к кузне.

— Раньше то попроще было, — подал голос снайпер Николай, — месяц в патрули ходишь и ничего такого не встретишь. А теперь…

— Теперь, ваше сиятельство, перед каждым выходом хоть свечку ставь, — вздохнул Сокол. — Еще летом по двое километров на пять в Тайгу забираться не страшно было, а нынче старик Буровин на дальний выход только если целое отделение выпускает. Двенадцать человек на машине, еще и с офицером. И то случается, что не все вернутся.

Я поморщился. Похоже, Орлов не ошибся. И не сгущал краски. Скорее даже наоборот — слегка недооценивал масштабы бедствия. Если все действительно оказалось так, как рассказывали Сокол и остальные, и без того немногочисленный гарнизон крепости в Орешке последние полгода таял буквально на глазах.

Однако в Москву об этом сообщать почему-то не спешили.

— А что комендант? — на всякий случай поинтересовался я. — Никаких бумаг наверх не посылал.

— Посылал, наверное. — Сокол пожал плечами. — Только без толку. Видимо, сейчас государю на юге солдаты нужнее. На границах с османами редко тихо бывает, а Тайга — она что? Тыщу лет уж под боком. Сколько веков стояла крепость на Ладоге — и еще постоит.

В словах сквозила изрядная доля сарказма, который Сокол даже не пытался скрывать, однако в далекой Москве наверняка именно так и думали — судя по тому, как государь предпочитал решать все проблемы Пограничья… Точнее, не решать — раз уж единственной его реакцией на весь творящийся здесь бардак стало назначение Орлова на пост градоначальника.

— Да уж. — Я пересел и подложил под бок чей-то вещмешок, устраиваясь поудобнее. — А вы сами-то, судари, чего интересного на том берегу встречали?

— Всякое, ваше сиятельство, — отозвался Сокол. — Но одно точно скажу — зверья больше стало. В смысле, того, что с аспектом. Вольники на том берегу каждый день то огневолка подстрелят, то оленя, то еще какую тварь. А бывает и такие крупные попадаются, что никакая пуля не берет.

— Этих только стороной обходить. — Федор с кряхтением пододвинулся поближе. — Ну вот встретишь, к примеру, медведя с Камнем, который до третьего разряда отожрался — его и картечница не пробьет. Не пушку же с собой таскать.

— Ага, — кивнул Николай. — Тут или крупным калибром, или офицера звать — и то не любой справится. Помнится, на той неделе…

Дальше я слушал уже вполуха — слишком уж сильно история напоминала одну из тех солдатских баек, в которых истины при каждом пересказе становится все меньше. В казарме — как и у костра вольников или в очереди перед Таежным приказом — мало кому интересна достоверность, зато хоть как-то развлечься желает каждый.

И поэтому отвага героев в таких случаях непременно превозносится до небес, а размеры и сила убитого ими зверья обретают поистине эпический масштаб. Кочуя из уст в уста, таежные твари понемногу набирают ранги, отращивают клыки и когти и в конце концов превращаются в таких чудищ, которых не существовало и во времене конунга Рерика.

В общем, я таким фольклором не интересовался. А может, дело было в том, что рассказчик из Николая был так себе, и пока он бубнил про какого-то там капитана и ледяного лося, я успел слегка задремать. Но тут же проснулся, стоило снова заговорить Соколу.

— А про машину помните? — встрял он. — Ту, что по берегу ходит?

— Это какую такую машину? — Я тут же навострил уши. — Автоматоны у вас тут тоже водятся?

— Наверное. — Сокол пожал плечами. — Сам я пока не видел, но, говорят, что-то такое попадалось. Бродит по Тайге — здоровенная, как бы не с дом размером. Гремит вся — так, что земля трясется.

— Вот прям с дом? — усмехнулся я.

— Не могу знать, ваше сиятельство. Эту машину и видел-то всего один человек. Ну, из тех, что жив остался… — Сокол вдруг заговорил тише — чуть ли не шепотом. — Как сейчас помню — пришел под утро, весь седой, трясется и двух слов связать не может!

— Это ты про Ваньку, что ли? — уточнил Федор.

— Ага, про него самого. Я тогда ночью дежурил, ходил посты проверять, как раз к мосту добрался. Вижу — человек идет, еле ноги волочит. А это Ванька Степанов, ефрейтор, который два дня как в патруль ушел. И с тех пор от них ни слуху, ни духу.

— Так это ты его тогда встретил? — Николай подался вперед, едва не выронив штуцер — так ему было любопытно послушать продолжение истории. — А я и не знал.

— Старик Буровин велел не болтать, — пояснил Сокол. — Ну, а теперь-то можно, наверное…

— Можно, можно. — Я поднял ворот. Грузовик уже выехал за город, и ветер с дороги задувал все сильнее. — Что там с этим Ванькой?

— Ну как — что. Я его, значит, за шиворот, и в караулку. Водки налил, так он чуть стакан зубами не раскрошил. Но потом все-таки выпил, отпустило его малость, и рассказал, что вышел из Тайги автоматон. И не обычный, а здоровенный, этажа с два высотой. — Сокол втянул голову в плечи и после небольшой паузы закончил: — И весь отряд сжег вместе с грузовиком. Один Ванька удрал.

Расскажи это кто-нибудь другой — я, пожалуй, посмеялся бы. Но фельдфебель явно был не из суеверных, и даже если и приукрасил историю, то совсем немного. И что бы ни встретилось бедняге-ефрейтору там, в лесу — оно явно оказалось куда крупнее и опаснее и Паука, и Гончей, и Пальцекрыла.

— Это вы за ними, получается, на следующий день ходили? — едва слышно спросил Федор.

— Ага. Грузовик сказали вернуть. Ну, и тех,