Так что теперь Кавказ был буквально парализован в политическом плане, и горцы не имели возможности открыть второй фронт в тылу русской армии.

В известной степени эта вся ситуация в тех краях султана немало печалила и даже вызывала чувство вины. Порой обострённое. Потому как именно он спровоцировал русских на такое поведения, активно используя каналы религиозного влияния для борьбы с ними. Вот и результат[3]…

В Польше тоже ситуацию не удавалось раскачать. Начиная с того, что добрая половина старой польской шляхты своего дворянского состояния попросту лишилась за последние годы. И имущества тоже.

Потихоньку.

Вязко.

Через суды, которые взыскивали долги, припоминали участия в мятежах, вскрывали измены и прочее, прочее, прочее. Ну и старые документы, подтверждающие имущественные права и статус тоже проверяли, выявляя довольно массовый самозахват.

Как итог оказалось совершенно выбита основная масса движущей силы польского мятежа. Крестьянам-то он даром не сдался. Это все дворяне местные воду мутили. А оставшиеся либо лишились изрядных финансовых возможностей и просто ничего не могли сделать, либо сидели тихо-тихо, как мышка под веником.

В Великом княжестве Финляндском ситуация складывалась ещё хуже. Там и сопротивления особенного покамест не имелось — не успело сформироваться. Но даже и его зародыши тщательно вычищали, размещая на руководящих постах всех уровней чиновников исключительно лояльных Санкт-Петербургу. Переводя всё и вся на русский язык и имперские стандарты. Пока — в параллель. Пока.

В Западном Туркестане тоже, очевидно, не справились. Даже несмотря на то, что англичане сумели перебросить туда множество добровольцев из исламских регионов Индии. Деталей султан не знал. Просто слышал, что у сил вторжения огромные потери, а успехов нет. И даже напротив: русские возобновили прокладку своей железной дороги на юг и сейчас строят большую крепость как мощный форпост. Из-за чего проводить набеги стало принципиально сложнее.

Иран сидел тихо и не дёргался. Так — чуть помог в Туркестане, но не более. Хуже того — продолжал торговать с русскими, увеличивая объём сделок. По всей видимости, он решил с ними не воевать, здраво оценив обстановку. И рассчитывая на большие выгоды от сотрудничества. Из-за чего султану докладывали о каких-то нехороших движениях иранских войск, словно бы стягивающихся поближе к Междуречью. Пока ещё османскому.

Курды и египтяне вдумчиво бунтовали. А дунайские княжества обживались русской администрацией как коренные территории. Тихо и уютно, без шума и пыли…

Султан закрыл глаза и потёр лицо руками. Ситуация выглядела просто ужасной.

Катастрофой! Настоящей катастрофой!

Причём развивалась и усугублялась она очень быстро. Уже сейчас было совершенно ясно, что греки, без всякого сомнения, начнут войну, а болгары с сербами — восстание. В самое ближайшее время…

Наконец, Абдул-Меджид произнёс, обращаясь к английскому послу:

— Что конкретно вы предлагаете?

— Сейчас пикеты и разъезды не очень серьёзные. Русские только накапливают войска. Поэтому я предлагаю поджечь город, вынудив толпы его жителей бежать, спасаясь. Направив их в нужном направлении, завалив проходы в других воротах. Пусть даже и взорвав их. Такая волна обывателей снесёт зыбкие заслоны и позволит нам выйти, вывозя ваших детей и казну.

Англичанин замолчал, и повисла тяжёлая пауза.

Абдул-Меджид колебался.

Лихорадочно соображал, пытаясь просчитать последствия, и колебался.

— Подготовьте всё. — прошептал султан, повернувшись к визирю. — Сколько потребуется времени?

— До ночи должен успеть.

— Действуйте. А этих… — кивнул Абдул-Меджид в сторону послов, — эти больше не нужны. Война всё спишет.

Упомянутая двоица попыталась что-то закричать, но им уже зажали рот, начиная казнь…

[1] Стамбул вышел за периметр стен Константина только в конце XIX века.

[2] Несмотря на то что патроны были бумажными, для них также применялись патронные подсумки века с XVII (с конца), то есть, почти сразу с внедрением бумажных патронов.

[3] В этой реальности Николай Павлович после вскрытия измены Меншикова стал намного жёстче и решительно реагировать на любые формы внешнего деструктивного влияния на Российскую империю. В том числе и по линии ислама, которую вдумчиво «качали» англичане и турки, начав жёсткое и решительное противодействие.

Часть 3

Глава 10

1853, октябрь, 29–30. Лондон

Лорд Палмерстон стоял бледный перед парламентом.

Его судили.

Не королева, но парламент. Ибо иначе решить этот вопрос было никак нельзя, чтобы не создавать слишком опасные инциденты…

— Вы осознаёте, что натворили? — холодно спросила королева.

Лорд вскинулся.

— А что я натворил, Ваше Величество?

— Вы этого не понимаете?

— Я защищал со всем отчаянием интересы вашей короны! И шёл ради короны на всё. Хотя адмиралы игнорировали мои предупреждения. Генералы тоже. Но виновным объявили меня.

— Следите за тем, что говорите! — процедил спикер.

— Прошу меня простить за правду. Но вы ответьте, где те адмиралы, которые смеялись над моими предупреждениями? Мне говорили, что я ничего не понимаю в кораблях и флоте. А теперь русские разгромили наш флот. И это, очевидно, не случайность, так как они это провернули дважды. И что же? Виноват я?

— Мы не обсуждаем сейчас их вину. — холодно и строго произнёс спикер.

— Да. Вы правы. Мы сейчас обсуждаем, как сделать так, чтобы за них отвечал только я. Виновны они, а вину вы переносите на меня.

— Они все отрицают ваши слова. — заметил спикер.

— Я это говорил им в присутствии Её Величества, притом неоднократно.

— Это так? — поинтересовался спикер у королевы Виктории.

Та несколько секунд молчала, после чего отрицательно покачала головой, не глядя, впрочем, в глаза лорду Палмерстону. Кротко потупившись.

— Как вы могли… — с горечью произнёс он.

— Как вы могли лгать в присутствии королевы⁈ — повысил голос спикер. — Да ещё наговаривая на неё!

— Я более ничего не скажу. Если вы решили сделать меня жертвенным бараном, то едва ли я способен этому помешать. — с нескрываемым презрением процедил Палмерстон.

После чего демонстративно отвернулся от спикера и королевы, так, продемонстрировав им спину. Отчего по парламенту прошла волна возмущения.

Суд, впрочем, это не остановило.

Обвинения сыпались за обвинением. Разные. Включая совершенно кошмарные, вроде убийства короля Пруссии и многих членов его семьи или организации переворота во Франции, приведшей к свержению Бурбонов. На него вдумчиво и со знанием дела вешали всё вскрывшееся грязное бельё британской внешней политики.

Он же молчал.

А следующим утро его обезглавили в Тауэре.

Почему?

Ведь прецедент. Серьёзное наказание целого лорда! Обычно им всё сходило с рук, либо ограничивалось чисто символическими последствиями. Максимум — ссылкой в колонию, да и