Глава 12

14 сентября 1941 года

День пятый, утро

Сознание возвращалось ко мне медленно, нехотя, будто продираясь сквозь толстый слой ваты. Первым пришло обоняние. Резкий, едкий запах сгоревшего тротила, растертой в пыль взрывом каменной соли и еще чего–то сладковатого и отвратительного. Я лежал ничком, уткнувшись лицом во что–то колючее. Попытался пошевелиться, и всё тело ответило пронзительной, разлитой по всем мышцам и костям болью. В ушах звенело, заглушая все остальные звуки. Лишь через минуту я начал различать шорох осыпающихся камней и поскрипывание деревянных крепей.

Я приподнял голову и приоткрыл веки, но ничего не увидел. Вокруг была разлита беспросветная, густая как смоль темнота. Она почти физически давила на глаза, поднимая в мозгу волну паники. Сердце колотилось, словно после финиша на стометровке. Я, с трудом подавив желание отчаянно заорать, пошарил вокруг себя, и моя левая рука наткнулась на что–то мягкое и теплое.

— Петя! — позвал я, и мой «глас вопиющего», хриплый от попавшей в горло пыли, бессильно заглох в непроглядной черноте. — Игнат Михалыч!

И тут справа раздался негромкий, но твердый голос.

— Не ори, пионер. Я здесь.

Я чуть не зарыдал от облегчения.

— Живы, комсомольцы? — прозвучало с левой стороны.

— Живы… — просипел я, откашливаясь. — Кажется, цел. Только всё болит. И ничего не видно.

— Фонари, ясное дело, пропали, — отозвался Валуев. — А спички есть у кого?

— У меня коробок в кармане штанов, — сказал Игнат. — Кажется, цел.

Послышался сухой треск. Вспыхнул крошечный, дрожащий огонек. В его ничтожном свете проступили три белых от пыли лица. Мы сидели в туннеле, стены которого были покрыты свежими трещинами. Потолок низко нависал над нашими головами, кое–где из него торчали, как сломанные ребра, обломки деревянных балок. Воздух был настолько густым, что его трудно было вдыхать.

— Половина третьего, — Валуев глянул на свой наручный хронометр. — Черт… Мы провалялись без сознания несколько часов.

Спичка догорела, обжигая Игнату пальцы, и мир снова погрузился во тьму.

— Выбраться будет непросто! Спичек всего штук десять, — как бы между делом заметил Пасько.

— Других вариантов все равно нет! Хосеб велел нам выжить, и мы исполним его последнюю волю! — излишне резко ответил Валуев. — Пойдем, держась за стеночку, спички будем использовать только на развилках.

И мы пошли, а, вернее, практически поползли вперед — из–за просевшего потолка и завалов передвигаться в вертикальном положении было нереально. Каждый шаг давался мне с огромным трудом — болели, казалось, все мышцы и суставы. Под сапогами хрустела соляная крошка, смешанная с мелкими камнями и щепками расколотых брусьев. Ноги изредка натыкались на развороченные, искореженные взрывной волной ящики. От некоторых все еще тянуло едким запахом тротила.

Мы блуждали по заваленным коридорам несколько часов, казалось, целую вечность, израсходовав почти весь запас спичек и уже отчаялись, когда где–то вдалеке блеснул слабый свет.

— Видите? — сразу же сказал Игнат. — Похоже трещина или обвал свода.

Мы предельно осторожно, будто опасаясь спугнуть единственный путь к спасению, двинулись на свет. Он постепенно усиливался, превращаясь из абстрактного свечения в контур отверстия, затененного корнями и ветками кустарника. Причем дырка была не в потолке, а в боковой стенке туннеля. Мы, помогая друг другу, протиснулись в узкую щель и оказались в неглубоком овражке, густо заросшем колючим терновником и бурьяном.

Я выполз наружу и рухнул на спину, жадно, судорожно вдыхая воздух. Он был невероятно чистым, прохладным и свежим, пах утренней сыростью, полынью и дымом. После спертой атмосферы подземелья каждый глоток был настоящим блаженством. Я смотрел в бледное, постепенно светлеющее небо, на котором еще виднелись последние звезды, и не мог насмотреться. Это было счастье — вот так просто лежать и дышать.

— Ну, братцы… вроде бы спаслись, — рядом тяжело опустился Валуев. Его лицо было серым от пыли, а в глазах, вместо радости от спасения, плескалась тоска.

Игнат Михайлович стоял на коленях, тоже глядя в небо. Его губы беззвучно шевелились, кончики седых усов мотались вверх–вниз.

— Господи… — пробормотал он. — Я снова выжил… Но зачем? Неужели я важнее для тебя, чем те молодые парни, что остались внизу?

Вдруг с гребня овражка донесся знакомый металлический щелчок — звук взведения затвора винтовки.

Мы дружно оглянулись. Наверху стояли три красноармейца. Двое с винтовками «СВТ–40», третий — с пулеметом «ДП–27». Их лица были напряжены, пальцы лежали на спусковых крючках. Они видели на нас немецкую форму и не собирались церемониться. Валуев медленно, очень медленно начал поднимать руки, давая нам пример делать то же самое. Ситуация висела на волоске.

— Свои, мы свои! — громко и четко произнес Валуев. — Мы разведчики!

— Чего ты там буровишь, фриц⁈ — удивленно спросил пулеметчик.

— Жить хочет! — пояснил его товарищ, носящий на петлицах одинокий треугольничек. — Но у нас приказа брать в плен не было! Целься!

Красноармейцы вскинули оружие. Еще секунда и нас тупо пристрелят на месте. И тут вперед шагнул Пасько. Он выпрямился во весь свой невеликий рост, и его голос, обретший стальные, командирские нотки, прокатился по овражку:

— Бойцы, не стрелять! Я — старшина Пасько! Это разведгруппа сержанта Валуева! Вы нас вчера провожали до разъезда №47!

Его тон, осанка, беспрекословная уверенность в себе подействовали на красноармейцев магически. Винтовки дрогнули, опустились. Молодой пулеметчик растерянно сглотнул.

— Старшина? Это вы, Игнат Михалыч? А эти в форме…

— Так это же те разведчики, которых мы вчера весь день опекали! — вдруг радостно сказал младший сержант, опуская винтовку. — Ну, точно они! Вон тот молодой — сын полковника Глеймана, а здоровяк — их командир!

— Вы это… товарищи… простите нас… сразу не признали! — запинаясь, извинился пулеметчик. — Вы же в белой пыли с головы до ног!

— Где бригкомиссар Попель? — спросил Валуев, опуская руки. — Он далеко?

— Товарищ бригадный комиссар на холме у большой воронки, — ответил младший сержант. — Приказал прочесывать местность, добивать фрицев.

— Ведите нас к нему! — приказал Валуев.

Бойцы отвели нас к знакомому кургану, уже не раз служившему нам наблюдательным пунктом. Рядом в лощине стояли танки и грузовики рейдового отряда, но пехотинцев я не увидел. Вероятно, они сейчас