Утром Дмитрий Васильевич в кают-компанию пришёл раньше всех, и господа офицеры по одному подходили к нему и с глазу на глаз говорили о своём решении. Большинство решило остаться и послужить делу освобождения христиан. Мы с Василием были в числе немногих, кто решил вернуться в Россию.

В полдень новенький русский почтовый пакетбот вышел из Наваринской бухты и на всех парах отправился в Афины, где заберёт почту и пойдёт в Севастополь. Его капитан везёт доклад наших генералов и расчёт потребности в личном составе будущей русской миссии в Александрии.

Эскадра встала на якорь в Наварине и начала готовиться к будущей осаде Александрии. Англичане не сомневаются, что её придётся брать с боем. Мы сошли на берег, и, несмотря на нашу малочисленность, тоже начали готовиться к участию в будущем штурме города. Перспектива этого дела меня лично пугала.

Александрия не является какой-то сверхукреплённой крепостью, но их на её территории две. Первая — это средневековая крепость, построенная султаном Кайтбеем в середине XV столетия на месте древнего Александрийского маяка. При Мухаммаде Али цитадель была значительно модернизирована.

После того как британский флот серьёзно повредил её стены в начале XIX века, Мухаммад Али провёл реконструкцию укреплений и оснастил крепость современным оружием, включая мощные береговые пушки. Если её гарнизон начнёт сопротивляться, то штурм будет непростой задачей.

Вторая — это строящийся дворец в форме крепости, чтобы он служил резиденцией паши в Александрии, подобно Каирской цитадели. Строится он по проекту французских инженеров. Конечно, огневая мощь египетских укреплений не даёт им шансов устоять против восьми европейских линейных кораблей, но крови они попортят прилично.

Союзники, похоже, не считали поход под стены Александрии лёгкой прогулкой и провели две мощных учебных бомбардировки, после которых с пришедших вместе с ними транспортов пополнили использованный боезапас.

Грохот орудий во время этих учений был таков, что казалось, само море содрогается. Я стоял на берегу рядом с капитаном Овечкиным и наблюдал, как столбы воды взмывают к небу там, где падают ядра и бомбы

.— Видите, поручик, — говорил Овечкин, не отрывая подзорной трубы от глаз, — англичане не зря считаются владычицей морей. Посмотрите на их стрельбу! Каждое ядро ложится точно в цель. Вот это выучка!

— А как вы думаете, капитан, египтяне смогут противостоять такому огню? — спросил я.

Овечкин опустил трубу и задумчиво посмотрел на меня.

— Противостоять — нет. Но дорого продать свою жизнь — безусловно. Не стоит недооценивать противника, Александр Георгиевич. Мухаммад Али не зря создал современную армию и флот. Его артиллеристы обучены французами и турками, у них отличные пушки. Они вне всякого сомнения будут сражаться. и полагаю очень ожесточенно. Ведь из по сути дела обманули.

Стоянка в Наварине длилась неделю, и первого декабря, на двадцать второй день после нашего ухода из Херсона, эскадра вышла в море и направилась к берегам Египта.

Кроме красы и гордости британского и французского флотов — восьми линейных кораблей — с нами шли ещё три английских парохода и один французский. На всех пароходах, кроме нашего, находился какой-то гражданский персонал, а один из английских точно был госпитальным.

Перед самым выходом эскадры к нам присоединился русский почтовый пакетбот, пришедший из Афин. Он принёс известие, что турки рвут и мечут, но против держав выступить не решатся, даже несмотря на поддержку Австрии и Пруссии.

Все эти новости нам с Василием сообщил Дмитрий Васильевич. Он старается не выделять нас из общей среды русских офицеров, но все же не дураки и знают, кто его «молодая» жена, как и то, куда поехала в гости несравненная жена генерала Чернова. Он, кстати, при первой же возможности заставил нас с Василием подробно рассказать всю нашу кавказскую эпопею.

Мы сидели в его каюте до глубокой ночи. Генерал слушал внимательно, изредка задавая вопросы. Когда мы закончили, он налил нам по рюмке и сказал — Господа офицеры, вы оба проявили себя героями. Но именно поэтому я согласен с Дмитрием Васильевичем и в свою очередь не могу взять вас в Александрийскую миссию.

Мы переглянулись с Василием. наше решение вернуться в Россию было не окончательным, чувство долга для нас не пустой звук.

— Почему, Сергей Андреевич? — спросил я.

— Потому что вы уже отдали долг сполна, — ответил генерал. — Вы заслужили право вернуться домой, к своим семьям. В Александрии нужны люди, готовые служить годами, а не те, кто мечтает о родных полях и любимых жёнах. Я вижу в ваших глазах эту тоску. Не обижайтесь, но я принципиально не желаю видеть вас в числе своих будущих подчинённых.

Так окончательно решился вопрос о нашей с Василием возможной службе в Александрии. Не знаю, как к этому отнёсся Василий, а я был таким генеральским вердиктом даже обрадован. Я сплю и вижу Сосновку, жену с девочками, наши поля и просторы. И своих коров — вот реально каждую ночь мне снится не только моя семья, но и моё хозяйство. Видимо, я всё-таки больше помещик, чем военный.

В наши ряды влились пять офицеров, пришедших с почтовым пакетботом. До Александрии мы шли долгих две недели. Шторма, шквалистый встречный ветер сделали наш поход не приятной лёгкой прогулкой по Средиземному морю, а суровым морским походом.

Первые дни море было относительно спокойным. Эскадра шла стройным строем, линейные корабли со всеми поднятыми парусами представляли собой величественное зрелище. Но на третий день погода резко переменилась. Небо затянуло свинцовыми тучами, поднялся ветер, волны стали расти.

— Держитесь крепче, господа! — прокричал боцман нашего парохода. — Сейчас нас качнёт как следует!

И действительно, началось. Волны ходили высокие, корабль то взлетал на гребень, то проваливался в пучину. В каютах всё, что не было привязано, летало из угла в угол. Многих офицеров укачало. Я и Василий, к счастью, оказались крепки желудком и даже находили какое-то мрачное удовольствие в этой стихии.

— Напоминает мне переход через перевал в Грузии, — криво усмехался Василий, держась за поручень. — Только тогда нас швыряло по горам, а теперь по волнам.

Шторм бушевал три дня. Эскадра потеряла строй, корабли рассеялись по морю, каждый боролся со стихией самостоятельно. На четвёртый день ветер стих, море