Хорошо же мы будем выглядеть, раз за разом прощая висельников!
— Успокойтесь, муж мой, — усмехнулась Бона. — Эти славные степные жолнеры делают то, что не в состоянии сделать магнаты — заселяют окраины Литвы. И заметьте, не просят у вас при этом ни гроша. А то, что при этом страдают подданные крымского хана, так что ж с того. Я бы на вашем месте давно приняла бы предложение панов Дашкевича и Полоза и, как московит, сидела и потирала руки, видя, как земли моего врага разоряют по твоему указу, но при этом сам ты остаёшься в стороне.
— Вы не на моём месте, — устало бросил Сигизмунд.
— Потому всего лишь даю вам советы, — склонила свою прелестную головку Бона. — Что же касается степных жолнеров, то эти храбрецы просто помогут Яношу вернуть потерянные земли, не разоряя вашей казны.
— И зачем это нам?
— У нас ведь не только сыновья, — улыбнулась итальянка. — У нас есть ещё и дочери. Разве вы не хотите видеть их на троне? Да и Януш, как и любой человек, смертен.
— Что это за намёки, мадам? — а вот теперь в голосе короля явно прорезалась злость. Януш Запольяи для него ассоциировался, прежде всего, как память о Барбаре, а зная, как его нынешняя жена мечтает о короне для младшего, он мгновенно подумал о том, о чём думать не хотелось.
— Боже упаси, ваше величество, — казалось, что Бона прекрасно поняла мысли мужа. — Но Януш ведь не только король, но и полководец. А судьба бедного Лайоша как бы намекает, что в бою может случиться разное. Именно поэтому я не желаю отпускать вас на войны, куда вы с таким постоянством от меня сбегаете. Возьмите, наконец, пример с Франциска. Ему хватило Павии, чтобы понять, что войну можно вести и из столицы.
— Я услышал вас, мадам, — в задумчивости пробарабанил пальцами по столешнице король.
— И ещё, ваше величество, — голос королевы стал сух и полон официоза. — Я бы очень хотела, чтобы прежде, чем вы броситесь помогать брату вашей первой жены, вы подумали о Польше и её интересах.
— Я всегда думаю об интересах Польши, мадам, — поморщился Сигизмунд. — Но у вас ведь опять есть свои соображения, которые вам обязательно нужно донести до нашего слуха. Что ж, я слушаю вас.
— Я бы предложила вам подписать с Запольяи договор о взаимной преемственности. В случае смерти короля престол отойдёт либо сыну Яноша, либо Ягеллонам. Взамен стороны обязуются помогать друг другу в борьбе за венгерскую корону. Кроме того, юная София должна быть объявлена невестой Яноша, а в случае рождения сына и преждевременной смерти короля в опекунский совет должен обязательно войти польский король. Нельзя позволить Габсбургам вновь не дать вам стать опекуном, как это случилось с племянником.
— Однако, дорогая, ваши слова не лишены смысла. Но что же делать, если у Яноша родится дочь?
— Молить господа, чтобы у вашей старшей дочери родился сын. Церковь, конечно, запрещает близкородственные связи, но в данной ситуации, они уже не будут столь близки. А лучше сразу прописать, что наследником венгерского трона должен быть мужской потомок Запольяи, либо Ягеллонов.
— Магнаты на это не пойдут.
— Пусть ваши советники будут убедительны. Особенно с перебежчиками. Ведь когда Януш будет контролировать большинство земель Венгрии, магнатам, чтобы не потерять владения, нужно будет отречься от присяги Фердинанду и вновь присягнуть Запольяи. Вот и пусть сразу признают сложившееся положение дел. В конце концов, правила диктует победитель, а их никто не просил изменять королю, которого, к тому же, они сами избрали.
Бона поднялась со стула, сделала вежливый присест и величаво удалилась, оставив Сигизмунда в задумчивости. Многое в словах супруги (и не только сказанных сегодня) ему не нравилось, но видя, как вокруг Польши один за другим складываются враждебные союзы, он понимал, что в них есть своя правда. Да и Венгрия в последнее время и впрямь стала привлекать слишком много его внимания. И не только из-за венгерской короны. Очень уж ему не понравился новый молдавский господарь. Нет, едва взойдя на престол, Петру Рареш первым делом постарался укрепить старые связи Молдавии с Польшей, подтвердив договор о мире и торговле. Но уже вскоре стало ясно, что при этом он ведёт свою, и вряд ли удобную для Польши, игру. Уже через год, воспользовавшись сложившейся ситуацией, он вторгся в Трансильванию и атаковал город Быстрицу, который, как и другие так называемые саксонские города региона, поддерживал притязания Габсбурга. Разгромив немецкие войска, Петр Рареш захватил богатую добычу, включая пятьдесят пушек, и наложил на город Брашов крупную контрибуцию. Вот только сделал это Рареш вовсе не для помощи Запольяи. Конечно, османы, по жалобе Януша, не позволили ему удержать захваченное, но, похоже, эти победы вскружили голову молдавскому господарю. Теперь он планировал восстановить союз Молдавии с Москвой и с Габсбургами. А любой подобный союз в Польше воспринимали как угрозу в первую очередь для себя.
Начавшие входить в зал вельможи прервали королевские раздумья, однако лишь затем, чтобы быть им озвученными. Увы, но королевские советники не приняли тревогу государя. Им не верилось, что какие-то пастухи с косами пойдут войной на сияющих, безудержных в бою, польских рыцарей. Так что всё внимание королевского совета было обращено на так и не решённый вопрос пограничных земель с герцогством Померанским и замаячивший на горизонте союз Георга Померанского с Василием Московским.
* * *
Конец 1528 года в Европе выдался тревожным и во многом совсем не таким, каким он был уже однажды, но в иной реальности.
Одно из главных отличий случилось в Священной римской империи германской нации. Потому что на этот раз мятеж Филиппа Гессенского пошёл совсем по иному сценарию. А триггером, спустившим в уборную все благие начинания и Лютера и Грегора Брюка, да и Меланхтона, сумевшего заподозрить обман, но не успевшего к началу событий, стало хоть и неудавшееся, но, тем не менее, всё же совершённое покушение на саксонского курфюрста науськанным католическими священниками (по крайней мере, именно так показал допрос несостоявшегося убийцы) фанатиком. И если до того ландграф Гессенский ещё хоть капельку сомневался в словах фон Пака (что, учитывая его взгляды на ситуацию, довольно спорно), то теперь он, как говорится, закусил удила, а тот, кто смог в иной реальности его образумить, к сожалению, был в этот момент прикован к постели. В результате ландграф Гессенский, не смотря на молодость уже прошедший не одну кампанию, решил действовать на опережение. И его не остановило даже то, что после начала активных действий его на вполне