то традицию надо слегка изменить! Ведь все внесут куда больше, чем один король. И Сигизмунд, постоянно накачиваемый женой, сумел устоять в этом споре, твердя как мантру: "либо все, либо никто". В конце концов, магнаты сообразили, что их ловко загнали в логическую ловушку, из которой было не так уж и много выходов. Прямо потребовать от короля оплачивать расходы казны означало прямо признать его не равным себе, а стоящим отдельно. А ведь король не может быть ниже подданных по положению! Признать, что магнаты Ягеллоны должны из личных средств оплачивать государственные дела, значить признать, что это могут делать и другие шляхтичи. А оставить всё как есть — оставить Польшу с пустой казной.
Поняв, что хорошего выхода нет, магнаты обрушили на голову королевы сотни проклятий, ведь всем при дворе было ясно, кто виноват в непривычной упорности короля в деле, которое все привыкли считать традиционной обыденностью.
Зато уже вскоре лично у короля появились столь непривычные для него лишние деньги, которые он мог теперь использовать для собственных нужд, не считаясь с панами-радой. И первым делом королевская чета направила их на облагораживание собственных земель, поскольку люди Боны уже давно выяснили, что владения Ягеллонов могли приносить куда больше дохода, если их правильно обиходить.
И нет, воспитанный в старых традициях Сигизмунд не бросил страну на произвол и частично покрывал финансовые дыры государевой скарбницы, ведь иначе Польша вполне могла рухнуть в пучину экономического кризиса на радость её многочисленным врагам, но делал это теперь не в ущерб собственным планам, да ещё и требовал (по наущению жены) чтобы за каждый злотый, отданный им из личных сбережений, подскарбий давал полный отчёт.
Разумеется, подобные вести очень не порадовали панов-рады. Они ведь хорошо понимали, что богатый король — сильный король. А сильный король — угроза их вольностям. Да, они смогли урезать кварцяное войско, содержащееся за счёт казны, но урезать личную дружину магната были бессильны. Ибо это было беззаконно! И потому количество личной армии магнатов упиралось только в финансовые возможности самих магнатов. Но если Сигизмунда они знали довольно хорошо и понимали, что на старости лет тот не выступит против вольностей шляхетских, то вот в королеве, а тем более подрастающем наследнике они уже столь уверены не были.
Так что Бона прекрасно поняла невысказанные опасения своего супруга. Но лишь фыркнула в ответ. Она ведь тоже не сидела без дела, успокоенная своим титулом, а действовала так, как её учили в ранней юности. Так что не можновладцам тягаться с ней в искусстве интриг! Конечно, предательство, нож, яд и подкуп — всё это давно и прочно вошло в арсенал вельмож по всему миру, но именно в Италии это стало форменным искусством. Недаром Екатерина Медичи ещё прогремит на всю Европу, как великая интриганка и отравительница. Однако кто сказал, что Сфорца в чём-то уступают Медичи? Просто в иной истории Боне Сфорца удалось решать стоящие перед ней задачи с куда меньшим противодействием. Да и та несчастная охота, что поставила крест на её дальнейшем материнстве, тоже наложила свой отпечаток. Но история медленно, но неизбежно менялась, заставляя умную и деятельную итальянку поступать более кардинально, так как настоящий политик остро чувствует нарастающую угрозу, даже если и не может пока что прочно ассоциировать её с чем-то конкретным. И Бона действовала сообразно меняющейся обстановке, заставляя меняться и собственного мужа. Сигизмунду это не нравилось, но он тоже был политик и тоже многое видел и чувствовал. Да к тому же отнюдь не желал своим сыновьям того, через что прошёл сам: долгое время быть принцем без королевства.
— Да и Войцех тоже не останется без короны, мадам, — закончил он.
— Вопрос не в наличии короны, а в её значении, — устало произнесла Бона и опустилась на стул. — Герцогская корона тоже ведь корона. А между тем, вы, муж мой, слишком многое упускаете из своих рук по благородству своей души. Наследство после Людвика Венгерского могло отойти Войцеху, но вы предпочли сыну родственника вашей первой жены. Я понимаю, вы нацеливались на корону Чехии, но в результате не получили ничего. В отличие от Фердинанда, который получил обе короны. И что, как устойчив нынче трон Запольяи?
— Вы же знаете, что Януш сейчас в Польше, изгнанный из всех своих владений. Но султан обещал поддержать его. Так что думаю, в следующем году многое изменится.
— О да, с этим я готова согласиться. Но султан, прежде всего, преследует свои цели. Да, пока он враждебен Габсбургам, нам с ним по пути, так что я бы посоветовала вам, муж мой, договориться с ним о венгерских делах, но не афишируя этого на всю Европу. Заодно пусть укажет своим разбойникам не трогать Бари и его окрестности. А вот с Яношем нужно что-то решать. Он ведь тоже не венгр, но королём избрали его, хотя Ягеллоны правили Венгрией не мало лет. И вот результат: Запольяи проиграл, и венгерские магнаты один за другим переходят на сторону Фердинанда. О, я бы многое отдала, чтобы султан проредил бы эту алчущую лишь своего свору.
— Януш только ждёт помощи от султана…
— А должен получить её от нас. Тем самым мы покажем венграм, что Ягеллоны настолько великодушны, что принимают их выбор, но не бросают в трудные дни. А Фердинанду тем самым отвесим изрядную пощёчину. Нечего тянуть на голову одну корону за другой. Лучше бы он так конфликтовал с Карлом за владения своего отца. В общем, имеющихся у нас теперь денег хватит, чтобы нанять для Запольяи несколько польских хоругвий. К тому же русневский староста предложил мне интересный вариант…
— Вы в последнее время излишне опекаете этого шляхтича, — казалось, в голосе Сигизмунда прорезалась ревность.
— Ну, ещё бы, — усмехнулась Бона. — Ведь в отличие от большинства других, знающих только как саблю держать, Васько понимает, с каким трудом делаются деньги. И ему для этого не нужны никакие управляющие. А эта его идея с отправкой кораблей прямиком в Бари уже принесла в нашу казну не мало новых коп грошей. Таких людей, ваше величество, стоит привечать самим, либо их приветят другие, но с выгодой для себя.
— Ну, хорошо, мадам, продолжайте, — махнул рукой Сигизмунд. — Что там придумал это ваш умелец.
— К армии Запольяи могут присоединиться те воины с низовьев Днепра. А вы за это пообещаете им своё прощение за их своевольные походы на турецкий берег.
— К чёрту, мадам, — вскочил, присевший было на соседний стул король. — Эти разбойники, едва получив прощение, тут же нарушат все запреты.
