первым, его машина скользила по едва заметной в синем свете приглушенных фар полевой дороге, как призрак. Мы то ныряли в глубокие овраги, где колеса вязли по ступицы в сыром песке, то карабкались по крутым взгоркам, с которых открывались безжизненные просторы спящей степи. Ветер свистел в щелях кабины, неся с собой запахи полыни, холодной земли и далекого дыма. Я напряженно всматривался вперед, но, как ни старался, ничего не видел в темноте. Алькорта, сидевший сзади, периодически высовывал голову из–под тента, прислушиваясь к работе двигателя. Видимо капризный карбюратор не давал покоя. Хуршед тоже вылезал наружу со стороны водителя, но делал это с закрытыми глазами, задерживая дыхание — он словно пропускал через себя тьму, выискивая в ней малейшую угрозу.
Мы ехали несколько часов, изредка делая пятиминутные остановки. Внезапно за одним из поворотов, недалеко от небольшой рощицы, Валуев резко затормозил. Впереди, метрах в тридцати, угадывались очертания легкового автомобиля. Он стоял на обочине, неестественно накренившись. Рядом ни души.
— «Хорьх–901», — безошибочно определил Алькорта, высунувшись из кузова чуть ли не по пояс.
— Игорь, глянь, что там такое! — скомандовал Валуев. — Остальные — наготове.
Я вышел и осторожно двинулся к одинокому автомобилю, держа руку на заткнутом сзади за ремень «Нагане». Услышав шум подъехавших автомобилей, из «Хорьха» вылезли две фигуры. Один — высокий и худой, второй — чуть ниже ростом и поплотнее.
Лунный свет упал на их лица, и мое сердце резко и гулко ударило в грудную клетку. Я узнал их — худого оберлейтенанта Трумпа и полковника главного штаба Люфтваффе фон Штайнера. Ну, надо же — какие люди и без охраны? И снова в полночь, тенденция, однако. Как они здесь очутились, они же приехали на аэродром за десять минут до налета армады бомбардировщиков?
Трумп, увидев меня и тоже узнав, буквально воспрял духом. Его лицо расплылось в улыбке облегчения.
— Лейтенант Шульц! Donnerwetter! Да это просто удача! Вы не представляете, в какой переделке мы оказались!
— Херр оберлейтенант? Херр оберст? Что вы здесь делаете? — спросил я, усиленно делая вид, что тоже крайне удивлен этой встречей. Хотя… я реально был удивлен!
— Это было ужасно! Мы живы только божьим попущением! — запричитал Трумп. — Только чудом мы унесли ноги из гееены огненной, разверзшейся на аэродроме! Вы уже слышали об этом случае? Ночью, сразу после того, как вы столь любезно проводили нас до поста фельджандармов, русские нанесли по стоянкам самолетов удар чудовищной силы и разнесли всё в клочья! В налёте участвовало не менее тысячи огромных русских бомбардировщиков! Нас с полковником спасло, что мы не успели устроиться на ночлег и только подъехали к предназначенной нам палатке. Поэтому смогли запрыгнуть в машину и скрыться в лесу, как только упали первые бомбы. Мы ехали всю ночь, и весь день после полудня, надеясь добраться до своих… и вот! Мотор этого чертова «Хорьха», перегревающийся с самого утра, сейчас окончательно сдох!
Он захлебывался словами, рассказывая о кошмарном налете, о разбегающихся в панике «небесных нибелунгах», о том, как они блуждали по степи, как сидели несколько часов в какой–то роще, скрываясь от русских танковых патрулей. Фон Штайнер молчал, и его молчание было красноречивее соплей оберлейтенанта — оберст был напуган и подавлен.
Ситуация стала мне понятной — эти тыловые крысы банально обосрались при налёте «ТБ–3» — у страха глаза велики — Трумп насчитал тысячу русских бомбардировщиков, хотя их было чуть меньше сорока. И позорно сбежали, спасая свои шкуры, даже не попытавшись оказать помощь раненым или, как подобает офицерам, организовать управление выжившими. И им несказанно повезло, что их не намотали на траки танкисты рейдовых отрядов «группы Глеймана».
Однако, слушая эту истерику, я только молча кивал, делая сочувственное лицо. В темноте за моей спиной послышались еле слышные шаги. Валуев и Ерке, безмолвные, как тени, приблизились и замерли рядом, вслушиваясь в сбивчивую речь оберлейтенанта. Я уловил в их позах напряженную готовность к активным действиям.
— Прошу вас, Шульц, помогите выбраться к своим! Мы заблудились в этой проклятой русской пустыне, — внезапно подал голос оберст фон Штайнер и дрожащей рукой показал на степь.
В следующее мгновение Валуев, как тигр, сделал стремительный бросок. Его мощная фигура промелькнула в лунном свете без единого звука. Кулак вполсилы, только чтобы оглушить, врезался в челюсть полковника. А когда того откинуло на пыльный борт «Хорьха», сержант ловко завернул руки офицера за спину. Оберст попытался заорать и вырваться из захвата, но из его горла вырвался лишь какой–то жалкий клёкот. Петр, фыркнув от смеха, придавил его к машине, лишая всякой возможности сопротивляться.
Я, увидев начало атаки Валуева, среагировал мгновенно. Пока Трумп, остолбенев, таращился на то, как его спутнику бьют по морде, я нанес оберлейтенанту короткий, точный удар в солнечное сплетение. Воздух с хрипом вырвался из его легких, глаза полезли на лоб от боли и непонимания. Он сложился пополам, и я, не давая опомниться, резко пробил ногой в бочину. В тощем теле авиатехника что–то хрустнуло, он пару раз дернулся и затих, лежа лицом вниз в дорожной пыли.
Ерке, не теряя ни секунды, быстрыми движениями сдернул с оберлейтенанта ремень с кобурой, и связал запястья офицерика его же портупеей, применив какой–то сложный узел.
— Ценная добыча, Петя, не спорю, — прошипел Вадим, повторяя операцию с ремнем на руках фон Штайнера, — но ведь у нас задание! Нам нельзя светиться! Теперь эти два «пассажира» у нас на шее повиснут!
— Мозги полковника Люфтваффе в штабе фронта на вес золота будут, — хрипло ответил Валуев, все еще прижимая к борту «Хорьха» скрипевшего зубами от бессильной ярости немца. — Жаль было упускать! К тому же они Игоря узнали, попросили помощи. И если бы он отказал, наша легенда прикрытия полетела бы ко всем чертям! Так что… захватить их — единственное оптимальное решение. Свяжем покрепче, засунем в рот кляпы — и в кузов под брезент. Сухов с Верещагиным присмотрят. Разберёмся с ними на обратном пути.
Объяснение Пети было простым и логичным. Я кивнул, соглашаясь. Адреналин еще кипел в крови, заставляя сердце биться чаще. Запах пота и страха от двух немцев смешивался с ароматом степной полыни.
— Was ist das? Verrat? — попытался выкрикнуть Трумп, но Ерке уже засовывал ему в рот скрученный в тугой комок его же собственный носовой платок.
Мы быстро и слаженно, работая как хорошо смазанный механизм, перетащили обездвиженных и обезоруженных офицеров к «Опель–Блитц». Сухов
