— Надо бы технику замаскировать! — машинально сказал я. — Не дай бог, немецкие стервятники налетят, а мы тут, как на ладони.

— Приказ на рассредоточение уже отдан! — ответил Ерке. — Сейчас бойцы закончат ужин и займутся техобслуживанием и маскировкой. Большую часть машин вообще в ближайшие рощи отгонят. К рассвету здесь будет тихая деревенская пастораль.

В этот момент, словно споря со словами лейтенанта о пасторали, над головой заревели авиадвигатели. Я машинально отступил под прикрытие стены и со страхом посмотрел на небо. Но это оказались свои — над Вороновкой пролетели «Ишачки». Много, почти два десятка. Видимо, весь уцелевший состав 55–го истребительного полка. На облюбованном старлеем Кудрявцевым поле вспыхнули и начали чадить густым черным дымом два десятка костров. Ориентируясь по этим «маякам» самолеты принялись аккуратно садиться на новый полевой аэродром. «Степной», так, кажется, назвал его наш неугомонный комендант.

— А вот и воздушное прикрытие пожаловало! — радостно сказал Ерке. — Ну, теперь хрен нас отсюда без тяжелых гаубиц выкуришь!

— Вадим, нас командир в штаб звал! — напомнил я улыбающемуся на радостях лейтенанту. — Куда идти, ты знаешь?

— Конечно, знаю! Пошли, — кивнул Ерке и повел меня через задний двор, по тропинке через огороды, на такой же задний двор дома, стоящего на параллельной улице. Здесь стояли часовые, которые пропустили нас только после озвучивания лейтенантом пароля.

— Ну, наконец–то, явились! — недовольно проворчал бригкомиссар Попель, когда мы протиснулись в горницу, копию той, которую мы покинули три минуты назад. — А тушенкой как от вас прёт… Набили небось пузо, как щенки на помойке?

— Угомонись, Николай Кириллович! — мягко, но решительно прервал своего заместителя полковник Глейман. — Парни культурно принимали пищу. Война войной, а обед по распорядку! Можно подумать, что ты сам только колодезной водицей питаешься!

Присутствующий здесь же начштаба полковник Васильев коротко хохотнул.

— Вот что, орлы, тут такое дело… — сказал Глейман, и замолк, словно не зная, с чего начать. Продолжил только после длинной паузы, за время которой поочередно переглянулся с Попелем и Васильевым. — Есть у немцев один тыловой объект, охрана которого нам не по зубам!

— Вернее, разгрызть этот орешек мы, конечно, сможем, особенно если навалимся всеми силами, но кровью умоемся так, что почти полностью потеряем боеспособность! — вмешался Попель.

— Речь идет об артскладе возле железнодорожного разъезда? — спросил Ерке.

— А ты, лейтенант, проницательный малый, не зря тебя в штабе фронта за аналитические способности хвалили! — сказал Васильев.

— Разъезд номер сорок семь. Склад устроен в заброшенных штреках соляной шахты, — припомнил я дневной разговор с немецким полковником Шмидтом. — Ни ударом артиллерии, ни налётом авиации его не уничтожить — боеприпасы находятся глубоко под землей. Захватить его можно только ударом с земли. Захватить, спуститься вниз и заминировать. Если, конечно, оберст не соврал и склад реально существует.

— Не похоже, что оберст нам врал — остальные указанные им объекты обнаружены и атакованы! — сказал Глейман. — К тому же час назад авиаразведка штаба фронта нанесла визит в указанный квадрат. Самолеты–разведчики подверглись массированному обстрелу с земли. Всё, как ты, Игоряша, сказал: как легкие скорострельные зенитки, так и тяжелые «восемь–восемь». Один из самолетов был поврежден и до своих не дотянул. Сомнительно, чтобы немцы так плотно прикрывали от атак с воздуха никчемный железнодорожный разъезд и старую шахту.

— Товарищ полковник, нам требуется провести разведку объекта непосредственно на местности! — сказал Вадим. — Тщательно проверить подступы к складу, систему оборонительных сооружений, количество личного состава и вооружение охраны.

Тусклый свет керосиновой лампы отбрасывал пляшущие тени на стены. Дым папиросы полковника Глеймана сизыми кольцами уплывал во мрак под потолком.

— Ты верно понял, Вадим! — голос Петра Дмитриевича был усталым, но решительным. — Нужно увидеть глазами, пощупать руками. Без лишнего шума. Оценить — стоит ли овчинка выделки. Артсклад всей панцергруппы — цель, конечно, жирная. Но если надорвемся при его уничтожении — фронт лишится опытных бойцов и проверенной техники. Так что, слушай приказ, товарищ лейтенант: лично проведи разведку и доложи о вероятности успеха атаки объекта. Для усиления возьми группу Осназа сержанта Валуева. Они лишними не будут!

— Разрешите приступить к выполнению? — Вадим лихо бросил ладонь к околышу фуражки.

Бригкомиссар Попель, прислонившийся плечом к косяку двери, мрачно добавил:

— И возвращайтесь живыми! Это дополнение к приказу! Мне уже надоело матерям и женам похоронки писать.

— Так точно, товарищ бригкомиссар, — кивнул Ерке, его лицо в полумраке было серьезным и сосредоточенным.

— Тебя, лейтенант, я назначаю старшим, — сказал Глейман. — Но к советам диверсантов обязательно прислушивайся. Всё, ступай! Удачи!

Мы с Вадимом синхронно щелкнули каблуками, развернулись и вышли на крыльцо.

И замерли на мгновение, давая глазам привыкнуть к угасающему свету — солнце висело у самой линии горизонта. Яркая багровая полоса заката так и манила полюбоваться собой. Но я тряхнул головой и отвел взгляд от этой красоты.

— Ну что, Игорь, пошли будить твоих хулиганов, — хлопнул меня по плечу Ерке, и мы зашагали по деревенской улице к нашему дому на окраине.

Временный приют выглядел теперь по–хозяйски обжитым. Под раскидистыми яблонями стоял наш верный «Ситроен» с открытым капотом. Рядом, у покосившегося сруба колодца, сушились на веревке комбинезоны и майки. Из–за забора, от соседней хаты слышалось негромкое пение — несколько бойцов душевно выводили «Черного ворона».

В горнице пахло мокрым брезентом и вездесущей гречневой кашей с тушёнкой — на столе стоял накрытый чистой тряпицей котелок — товарищи оставили мне порцию, не зная, что я уже поел в разведотделе. Бравые сержанты госбезопасности, воспользовавшись короткой передышкой, отдыхали. Валуев, скинув сапоги, растянулся прямо на полу, подстелив пестрое лоскутное одеяло и, кажется, уже успел забыться сладким солдатским сном (солдат спит — служба идёт!). Хуршед сидел на лавке у входа, выполняя, видимо, обязанности часового, и чистил трофейный «Вальтер». Его смуглое лицо было спокойно и сосредоточено. Алькорта разложил на столе какие–то мелкие детали, в которых я, приглядевшись, с трудом опознал разобранный карбюратор — видимо, поплавковая камера снова засорилась.

—