Тридцать-тридцать пять копеек за фунт угля, и разметается за полдня всё, что привозится. Фантастика!

Всей торговлей заведует Савва, с ним не удалось толком побеседовать, он весь в делах, и даже вечером будет занят, ему надо обязательно съездить на шахту и завтра к утру привезти две тонны угля. Это заказ губернского правления, и отказать им ну никак нельзя.

Анна, похоже, не горела желанием кого-либо принимать, и поэтому предложила господина вице-губернатора принять в отдельном кабинете ресторана. Я согласился с ней, у меня почему-то тоже было такое же желание. И поэтому теперь уже мой посыльный помчался к господину Волкову с вопросом, на который тут же пришел положительный ответ и уточнение времени: около восьми вечера.

Наш ужин не был каким-то деловым мероприятием, просто у Ивана Прокофьевича было желание увидеть кого-нибудь из приятных ему людей в такой знаменательный для него день.

Его супруга с детьми ехали к её родителям в Малоярославец, старики очень соскучились по внукам и попросили её приехать, сами они, выражаясь языком будущего, не мобильны: тесть господина вице-губернатора после инсульта, или как говорят сейчас, удара, не ходит.

Поэтому мы просто посидели втроем в отдельном кабинете, естественно, поели и как-то по-человечески поговорили о жизни.

То, что жены нет, для Ивана Прокофьевича даже плюс. Оказывается, вице-губернаторский дом стоит пустым, и он за неделю планирует въехать в него, что будет для супруги и детей большим сюрпризом. В Малоярославец уже послан человек с предложением жене не спешить и погостить у родителей, тем более, что у него на новой службе все пока достаточно сложно. Хотя в реальности было всё не так.

Решение о назначении нового калужского вице-губернатора принято было несколько недель назад, и Иван Прокофьевич уже дней десять как принимал дела. Руководство губернской комиссией по продовольствию остается за ним. И Государь после подведения «итогов», если уместно использование этого слова в данном контексте, голода последних двух лет очень впечатлился деятельностью наших калужских властей, которые еще сумели помочь и соседям, что решил все-таки создать постоянно действующую императорскую продовольственную комиссию, пока в рамках министерства внутренних дел. Её возглавляет сам министр, но реальным руководителем будет являться управляющий делами, которым назначен наш знакомый господин Андрей Григорьевич Иванов.

На местах появятся постоянно действующие губернские и областные продовольственные комиссии, фактическое руководство которыми возложено как раз на вице-губернаторов.

Эти комиссии обязаны контролировать все продовольственные магазины, фонды и прочее. Частные, то есть помещичьи, напрямую им подчиняться не будут, но обязаны отчитываться о своих запасах, обязательно их иметь, а в случае объявления чрезвычайного положения из-за очередного голода выполнять их распоряжения. При этом до половины этих запасов могут быть просто изъяты. Правда, в этом есть небольшой нюанс: помещики за это получат деньги.

У меня даже пропал дар речи, настолько такое не вписывалось в известную мне картину мира времен императора Николая Павловича. Видать, Андрей Григорьевич — гений не только по административной линии, но еще и, наверное, какой-нибудь гипнотизер. Надо будет с ним обязательно как-то встретиться и попросить его убедить императора отменить крепостное право. Глядишь, прокатит, и в истории он останется не Палкиным, а Николаем Освободителем.

Андрей Григорьевич уже разослал на места циркуляр, что система должна быть создана и отлажена за два предстоящих года, и осенью 1843 года будет её проверка. Контролировать выполнение его циркуляра будут местные жандармские штабс-офицеры.

Да не шуточную власть за какой-то год получил мой квартирант, а уж про космический взлет господина Волкова вообще сказать нечего, просто нет таких слов.

Год назад внеклассный чиновник, который на моих глазах в полном смысле слова выклянчивал у приказчика бутылку дешевого вина, а сейчас статский советник, то бишь гражданский чин пятого класса и вице-губернатор.

На следующее утро, едва рассвело, мы отправились на Куровскую шахту. Признаюсь, я ехал с каким-то трепетом в душе. Это моё первое, можно сказать, завершённое предприятие, производящее материальные блага будущего. Такого угля нет больше нигде в России.

Конечно, у меня есть бекон и сливочное масло, но бекон есть в Англии, а масло такого качества, возможно, уже производят в США. А вот такого угля нет ни у кого. Эта мысль согревала душу и в то же время наполняла чувством ответственности.

За два месяца чуда, конечно, не произошло, и работы здесь непочатый край. Строительство идёт полным ходом — реально ничего не достроено до конца. Просто ни-че-го. Но всё строится одновременно и основательно: везде, где нужно, — кирпич, добротные бетонные полы, прочные перекрытия.

На полную мощность работают две паровые машины. Лошадей нет совсем — везде, где только можно, пар трудится вместо человека. Ритмичное постукивание механизмов, шипение котлов, лязг металла — всё это создавало особую симфонию индустрии, которая звучала для меня как музыка прогресса.

Даже в забое начинают испытывать паровой отбойный молоток — настоящее чудо техники. Угольный пласт по-прежнему превосходен, и выданный на-гора уголь даже в необработанном виде выглядит замечательно. Чёрные блестящие куски часто правильной формы — словно специально отобранные природой.

А кучи доработанного угля на складе готовой продукции просто завораживают. Они возвышаются чёрными пирамидами, отливающими на солнце матовым блеском. На шахте уже есть своя лаборатория, которая постоянно контролирует размеры и влажность готового угля. На мой взгляд, он просто идеален: предельно низкая влажность и размер кусков от двух до пяти сантиметров. Как на подбор.

На шахте нет работающих моложе восемнадцати — это железное правило. Женщины заняты только в столовой. У тех, кто работает наверху, скользящий обеденный перерыв, а в забой еду спускают специальные подготовленные и обученные люди — только мужчины, крепкие и проворные.

Шахта уже выдаёт просто фантастические двести — двести пятьдесят пудов каждую смену. И это только товарного, сухого, калиброванного угля, который можно смело продавать. А ведь есть ещё внутришахтные нужды и уголь для самих шахтёров. Он, как правило, не совсем кондиционный, но для собственных нужд подходит идеально и складируется отдельной горкой.

Наш уголь на рынке продаётся наравне с английским по фантастически высокой, на мой взгляд, цене — тридцать пять копеек за фунт. Когда я вчера увидел эту цифру, то не поверил своим глазам. Но это факт. Теперь наша главная задача — не снижая качества, увеличить добычу.

Константин Владимирович доволен своей шахтой — это видно по всему: по уверенной походке, по тому, как обстоятельно он отвечает на вопросы рабочих, по спокойному прищуру, когда он смотрит на работающие механизмы.

А мне не верится, что